Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Все еще слишком много чувств от трейлера, их слишком много. Хоть там и явный перебор с эльфами... но да ладно. Всем Тильбо! МодернАУшное Тильбо. Оно прекрасно.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
НУ Я ЖЕ НЕ МОГУ ПРОЙТИ МИМО КТО-НИБУДЬ, ОСТАНОВИТ МЕНЯ НЕТ, НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕ НЕ СМЕЙТЕ ТУ МАЧ ФИЛИНГЗ, КАПС НЕ ОТКЛЮЧАЕТСЯ
ВСЕМ БИЛЬБО!!!!
И ТОРИНА!!!
Господи, Боже мой, Бильбо держится за бочку Кили
А вообще, Торин настолько суров, что может убить орка, сплавляясь по реке в бочке. Вот.
Боже, эти БОЧКИ
Исключая визги, писки, пляски с бубном и шаманские танцы в моем исполнении, могу пока сказать только одно: слишком много эльфов, слишком мало Бильбо. НО БОЖЕ - ЭТО ПРЕКРАСНО
Название: No one can save us from ourselves Автор: Шапито Бета: Billy Dietrich Персонажи: Себастьян Моран (он же Торнтон Рей и Торин)/Джон Ватсон (Бильбо Беггинс) и все остальные из кинотрилогии и сериала Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Фэнтези, Мистика, Психология, Hurt/comfort, Songfic, AU Предупреждения: OOC (но это на всякий случай и потому что АУ. Автор обещает держать персонажей в рамках) Дисклаймер: Все не мое, поиграю и отдам
Саммари: Пост - Рейхенбах. Джон Ватсон по совету армейского друга переезжает из Лондона в Веллингтон. Устраивается там на хорошую работу, снимает милую квартиру и начинает новую жизнь. Себастьян Моран, исполняя условия контракта, дабы удостовериться, что доктора там не ждет Шерлок Холмс, отправляется вслед за ним. Но самолет терпит крушение, и он попадает к Ватсону в пациенты. И все бы хорошо, если бы их обоих не начали мучить странные сны-сказки о драконах, походах и волшебниках.
От автора: У автора есть свой хэдканон, в котором Моран - не верная шавка Мориарти, а просто наемник. Вот так тут и будет. И да, автор не любит Мориарти. Ну, это так, на всякий случай, а-то мало ли что. И немного Ричарда в роли Морана: читать дальше
Глава 8. Утренние пробежки, Бильбо Бэггинс и письмо из Лондона
читать дальшеНизкое, бледное небо, затянутое легкими облаками, огромным покрывалом нависало над небольшим парком. Деревья с влажными после ночного ливня кронами тянулись к нему, стараясь то ли оцарапать, то ли просто прикоснуться хоть на секунду, а может быть, просили еще дождя, будто и не напились за ночь. Мокрая короткая трава по обе стороны дорожки стелилась ковром, тяжестью росы пригибаемая к черной земле, и с каждым легким порывом теплого ветра на него точно градом сыпались холодные капли с темных листьев высоких деревьев. В одуряюще свежем воздухе пахло весной.
Джон бежал. В наушниках надрывался Бон Джови, уверяя его, что Фрэнк Синатра был прав (1), ветер бил в лицо, и дыхание от этого перехватывало, но он не останавливался. Мимо пробежал знакомый ретвивер, приветственно его облаяв, а вслед за ним появился и хозяин – долговязый студент, живший неподалеку от дома Бориса. Вот уже больше недели они сталкивались в парке, но так и не знали имен друг друга. Молодой человек помахал ему рукой и обогнал, ускоряясь, стараясь догнать свою собаку. Джон заканчивал первый круг.
Небольшой парк, где бегали с утра жители всех окрестных домов, у кого было желание и время, естественно, был действительно небольшим, и, чтобы сильно устать и выполнить самим установленную норму, Джон оббегал его по периметру пять раз – не больше и не меньше. В первые два дня это удалось с трудом, но Джон сдаваться не привык и через неделю без проблем пробегал свою норму. Тело будто вспомнило армейские будни, изматывающие марш-броски в полном обмундировании с тяжелым рюкзаком за плечами, ежедневные жестокие тренировки под надзором строгих, иногда даже чересчур строгих, сержантов и возликовало: переполнявшая его жажда действий и движения отлично тратилась на утренние пробежки.
Джон давно смирился с тем, что не может сидеть без дела. Армия научила его постоянно двигаться, не медля ни секунды, не тратя время на безделье, и он привык к этому. Потом появился Шерлок, жизнь с которым напоминала «отдых» на пороховой бочке, иногда – почти в буквальном смысле слова. Когда Шерлока не стало, Джон стал ходить в спортзал и в тир, забивая досуг изматывающими тренировками, попутно выплескивая отчаянье и злость на ни в чем не повинные боксерские груши и разрисованные мишени. А здесь, в Веллингтоне, были пробежки. Тоже неплохо. В первый раз, когда он встал с рассветом и столкнулся на кухне с сонным Борисом, тот, выслушав Джона, покивал головой и понимающе улыбнулся, пообещав, что сообразит что-нибудь на завтрак. Джон вернулся почти через час, едва переводя дыхание, и встретил его заливистый храп, доносящийся из спальни друга, и пустая кухня. Не удивительно.
За две недели, проведенные в Веллингтоне, Джон ясно понял, что Борис и какие-то домашние дела, вроде готовки, - вещи абсолютно и категорически несовместимые. Он питался фаст-фудом и едой из ресторана напротив, и скудный рацион этот периодически разбавлял Боб, заявляясь по утрам с несколькими пакетами из супермаркета и очередной порцией причитаний и добродушного ворчания по поводу безалаберности кузена. Удивляло только то, что Боб был младше Бориса.
Но эти две недели были потрясающими, по-другому Джон их назвать и не мог. Да и не собирался он утруждать себя поисками подходящего эпитета, он просто наслаждался жизнью, впервые за долгое время. Дни были наполнены, забиты до отказа новыми впечатлениями, а ночи… Странно, но ему перестали сниться кошмары. Будто призрачная надежда на то, что теплое новозеландское солнце и легкий бриз с моря избавят от страха, от багряных красок смерти во снах, от жара колючих смертоносных песков и холода серых камней тротуара у Бартса, оправдала себя. Теперь в его снах не было боли и смерти, тревог и забот – только яркое солнце над зелеными холмами, голубое небо с редкими кляксами белых облаков и покой мирной и спокойной жизни, которую вел Бильбо Бэггинс, чьими главными проблемами были склоки с кузиной Лобелией, той самой, которую он облил элем, да то, что у него куда-то пропадали серебряные ложечки, и, что странно, каждый раз именно после визитов этой милой родственницы. Имей Джон право голоса в собственных снах, он бы непременно посоветовал бы этому Бильбо проверить бесчисленные карманы Лобелии, или ее зонтик, но он мог только наблюдать, да и то глазами Бильбо. Он будто становился им по ночам, понимал и принимал каждое его действие, его эмоции и желания, его довольство своей пасторальной жизнью и редкую глухую тоску, сворачивающуюся тугим клубком где-то за ребрами, тоску по чему-то далекому и неизвестному, которую Бильбо тут же глушил кружкой эля в трактире «Зеленый Дракон», разговорами о замечательном урожае тыкв, чтением старинных книг или рассматриванием бесчисленных карт незнакомого мира. Но тоска эта появилась только однажды, после визита очередного родственника, кажется, Тука. Ни Бильбо, ни, тем более, Джон не придали этому событию должного значения, благополучно позабыв об этом на следующее утро.
Джон искренне наслаждался этими необычными снами и поражался их ярким краскам, незамутненным чернильной темнотой смерти, блеклыми отблесками пожаров отчаяния и боли и тусклыми бликами тоски и безысходности. Этот странный человечек, хоббит, точнее, был счастлив и Джон, на удивление быстро прикипевший к нему душой, был за него рад.
Все это удивляло его. Эти странные сны, хоббит, так на него похожий, и то, что началось все именно здесь и сейчас… Джон не находил ничему из этого рационального объяснения, хотя, не очень-то и старался. Он словно пытался впитать как можно больше доброты и спокойствия, откуда-то точно зная, что, как только он возвратится в Лондон, все вернется на круги своя, и вновь его будут мучить страшные кошмары, изматывая и без того больное сознание. Дело было только в том, что ему совсем не хотелось возвращаться.
Как и предсказывал Борис, Джон влюбился в Веллингтон. В первую неделю его пребывания здесь, когда у Бориса был отпуск, тот таскал его по городу, не давая передышки. Бесконечное количество небольших ресторанчиков с потрясающей кухней, бесчисленные бары с хорошей музыкой и на удивление вкусным пивом сменялись калейдоскопом достопримечательностей, галерей, оригинальных памятников и огромного количества новой информации. Но, когда Борис вернулся к своей работе в частной клинике, ураган утих, и Джон оказался предоставлен сам себе. И он наслаждался этим, впервые в жизни не испытывая дискомфорта от мнимого одиночества.
Целыми днями он гулял по городу, открывая для себя его необычное очарование, которое невозможно было передать никакими словами. Весенний Веллингтон не таился от него, позволяя с головой окунуться в свою магию, затягивая в этот бездонный омут контрастов и разнообразия. Он гостеприимно распахивал для него двери магазинов и кафе на Куба-Стрит (2), приглашал в прохладу Te Papa Tongarewa (3), манил в порт, где синяя водная гладь была изукрашена белыми штрихами огромных круизных лайнеров и маленьких частных яхт и лодочек, и зачаровывал потрясающими видами. Нигде до этого Джон не встречал такого разнообразия архитектурных стилей и досель был абсолютно уверен, что подобная эклектика уродлива. Но здесь даже стоящие рядом небоскреб из бетона и стекла и небольшой деревянный дом в колониальном стиле казались органично сочетающимися (4), тем более, что между ними высились деревья, разбавляя и без того яркие краски насыщенно-зелеными мазками.
Веллингтон был прекрасен. Залитый теплым солнцем, дышащий свежестью моря, наполненный музыкой уличных артистов, живущий полной жизнью тысяч людей и туристов, он отличался от задыхающегося смрадом и смогом, давно изжившего свой век и теперь уныло тянущего лямку безрадостных, серых будней, натянув фальшивую улыбку, оскалив серые зубы бетонных многоэтажек, Лондона так сильно, как отличается полный энергии, энтузиазма и света ребенок, не знающий боли, от старика-ветерана, прошедшего не одну войну.
Нет, Джону совершенно не хотелось возвращаться.
____________________________
Исходящие, 22:45 «Нельзя возвращаться в Лондон. Совсем. Слишком опасно»
Входящие, 22:48 «Это будет непросто»
Исходящие, 22:53 «Ты не хуже меня знаешь, сколько людей в Англии ждут его возвращения. Он должен остаться в В.» ____________________________
На следующий день, ожидая Бориса, когда тот сможет сделать короткий перерыв и вырваться на ланч, Джон лениво потягивал холодное пиво из запотевшего бокала, сидя в небольшом уютом ресторанчике неподалеку от частной клиники, в которой доктор Той работал. Из динамиков негромко лился старый блюз, бойкая официантка с копной смоляных кудрей весело улыбалась, разнося заказы, и все столики были заняты – ресторан пользовался популярностью у работников солидного банка, располагавшегося через дорогу, и врачей из клиники за зеленым парком.
Джон, сделав привычную скидку на длинные пробки, снова забыл, что в Уэйдстауне днем таких не бывает, и приехал на полчаса раньше, но ничуть об этом не жалел. И теперь спокойно дожидался друга, читая газету и потягивая на удивление вкусное пиво, не ожидая никаких сюрпризов. И поэтому едва не подавился, когда официантка вместе с порцией отменных отбивных, которыми славился ресторанчик, принесла ему большой конверт из плотной бумаги, сказав, что его попросила передать молодая смуглая девушка. Судя по огоньку в глазах, заплатили ей за это не десять долларов.
Джон рассеянно поблагодарил официантку и внимательно осмотрел конверт. Ничего особенного он не заметил, но, судя по весу, в нем были только бумаги. Какая девушка могла ему это передать, он не знал. И до последнего момента отгонял от себя безумную мысль о том, что единственной смуглой девушкой, которую он знал, не считая давно прошедшего студенческого увлечения страстной мексиканкой Кармен Марией Сантос, была Антея – помощница Майкрофта Холмса, человека, о котором ему совсем не хотелось сейчас думать. Еще Салли, но ей уж точно нечего было ему передавать. Да и вряд ли сержант знала, что Джон в Веллингтоне. Открывать конверт не хотелось. Хотелось выбросить в ближайшую урну, или, еще лучше, сжечь до серого пепла.
Преодолев малодушный порыв, Джон твердой рукой вскрыл конверт. Внутри обнаружилось еще несколько небольших конвертов и сложенный вдвое тонкий лист бумаги.
Доктор Ватсон, прошу меня простить, не смог встретиться с Вами лично, дела держат меня в Лондоне. Полагаю, Вы помните нашу последнюю встречу и мои слова о том, что Вам небезопасно возвращаться в Великобританию. К сожалению, за время Вашего отсутствия, ситуация ничуть не улучшилась, скорее, наоборот.
Смею надеяться, что Вам понравилась Новая Зеландия, и Вы захотите там задержаться. В связи с этим, а также с тем, что Вам действительно опасно появляться в городе даже на короткий срок, я взял на себя смелость и уладил некоторые Ваши незавершенные в Лондоне дела. В конвертах – исключительно хорошие рекомендации от Ваших прошлых работодателей, документы из банков о закрытых счетах и другие мелочи. В Банке Новой Зеландии (BNZ) на Ваше имя открыт новый счет, куда переведены средства со старых и оставшиеся средства, полагающиеся Вам за работу в клинике. Ваши вещи будут переправлены на адрес Вашего друга, мистера Тоя, в ближайшее время. Миссис Хадсон в курсе того, что в ближайшее время Вы не вернетесь в Лондон. Не волнуйтесь о ней, к ней, как и к Вашей сестре Гарриет, приставлена лучшая охрана.
Настоятельно не рекомендую Вам связываться с Бейкер-Стрит даже посредством электронной почты.
Прошу меня простить за самонадеянность, но все это продиктовано исключительно заботой о Вашей безопасности.
С наилучшими пожеланиями, Майкрофт Холмс.
P. S. Над нейтрализацией остатков сети Джима Мориарти работают лучшие эксперты, и, как только их работа будет завершена, я Вам сообщу.
Джон выдохнул, борясь с желанием скомкать изысканно-вежливое послание и выбросить его, сесть на первый же самолет до Лондона и высказать Майкрофту Холмсу в лицо все то, что он думает о нем, его работе, его самодеятельности, самонадеянности и неизвестно откуда взявшемся праве решать его, Джона, судьбу, и все же отложил письмо. В три глотка опустошив стакан, он заказал еще один и в который раз пожалел, что не курит.
- Джон, ты выглядишь так, будто у тебя из ушей сейчас пар повалит!
Борис, весело улыбнувшись, рухнул на стул и махнул рукой официантке.
- Прости, знаю, задержался, с этой работы не убежать, - он глянул в протянутое меню, но тут же отложил его в сторону. – Мне как обычно.
Официантка мгновенно ретировалась, бросив еще один любопытный взгляд на Джона.
- Что случилось? Что это? – Борис повертел в руках конверт и вопросительно уставился на друга. Тот молча протянул ему письмо от Майкрофта и придвинул тарелку с отбивными.
Над столиком повисло уютное молчание, нарушаемое только звуками мелодичного блюза. Борис с непроницаемым лицом прочитал письмо и, нахмурившись в конце, протянул его Джону. Поблагодарив девушку, поставившую перед ним заказ, он помолчал еще немного и, наконец, спросил:
- И что ты думаешь по этому поводу?
- Думаю, - подбирая слова, начал Джон, - что очень хочу врезать по его холеной физиономии. И не раз.
- Немудрено, - хмыкнул Борис. – Но, если подумать, то все это не так уж плохо. Не ты ли мне вчера говорил, что не хочешь возвращаться? – дождавшись кивка, он продолжил: - Так в чем тогда проблема? Если все твои дела там теперь закончены… Слушай, а как он умудрился?
- Мистер Британское Правительство, чтоб его.
- Да, точно, запамятовал. Так вот. Почему бы тебе действительно здесь не остаться? Раз уж все так удачно, ну, или неудачно, тут уж как посмотреть, складывается.
- Я не отрицаю, что не хочу возвращаться, - признался Джон. - Но как я здесь останусь? Ни работы, ни квартиры…
- Хей, притормози коней. Вот тут я проблем не вижу. Ты мне еще когда вчера сказал о том, что остался бы здесь, я пораскинул мозгами насчет работы для тебя. Есть у меня друг один, Барт, он главврач, заведует хорошей государственной больницей в Веллингтоне. Я тебе в один звонок собеседование устрою. Да и этот Майкрофт рекомендации прислал, очень удачно. Но, ручаюсь, тебя бы и без них взяли, хирург ты отличный. А по поводу квартиры… Ты можешь жить у меня. Серьезно, я только за.
- Нет, - отрезал Джон. – Я лучше квартиру сниму. Больше никаких соседей. Без обид.
Он и сам не заметил, как фраза соскользнула с языка. И не стал задаваться вопросом, почему говорит об этом так, будто уже все решено.
- Ну ладно, - задумавшись, протянул Борис. – О! Знаю я риэлтора хорошего. Парень ушлый, для своих – землю носом выроет, но квартиру найдет. Я тебя с ним сведу….
Воодушевленный новостями и перспективой того, что друг может остаться в Веллингтоне, Борис продолжал разглагольствовать о загадочном риэлторе и о том, как тот нашел ему, Борису, квартиру, но Джон слушал его невнимательно.
Мысль о том, что можно вот так просто остаться здесь, в Веллингтоне, найти работу и не возвращаться в удушливый Лондон, грела не хуже яркого солнца над головой. В конце концов, думал Джон, если ему действительно так опасно находиться в Англии, как говорит Майкрофт, и его там больше ничего не держит, то почему бы и нет?
Действительно, а почему бы и нет?
1 – отсылка к песне Bon Jovi – It’s my life
2 – Куба-Стрит – одна из самых известных среди туристов улиц Веллингтона
3 – Te Papa Tongarewa – музей в Веллингтоне, один из самых больших в Новой Зеландии
4 – Веллингтон известен разнообразием архитектурных стилей, об этом говорится в каждом путеводителе. Практически все туристы, побывавшие там, отмечают очарование этой эклектики
Глава 9. Новый дом, новая работа и новый "сосед".
читать дальшеКазалось, у Бориса были знакомые абсолютно на все случаи жизни. У него был чудесный дар - буквально обрастать товарищами и друзьями в считанные дни пребывания на новом месте. Обладая феноменальной памятью на лица, он помнил всех и вся: многочисленных соседей в студенческом городке Университета, где учился, врачей больницы, где работал, раненных солдат в Афганистане, случайных знакомых уже здесь, в Новой Зеландии… И всегда так удачно выходило, что кто-то из этих самых случайных знакомых непременно оказывался полезным.
Вчера вечером, Борис позвонил своему приятелю и в две минуты договорился о том, что тот найдет Джону квартиру. По словам Бориса, он был чем-то ему обязан, или их связывали какие-то общие дела, но сводилось все к тому, что комиссионных он ни коем случае с Джона не возьмет, ни при каких обстоятельствах. Нельзя сказать, что Джона это не устраивало.
Вот и сейчас перед ним в тесной прихожей стоял приятель Бориса – высокий, худой мужчина с короткими, начинающими седеть волосами и темными глазами. Он быстро оглядел стоящего перед ним и коротко кивнул, будто своим мыслям.
- Норман Ривер, - он протянул руку в приветствии. В приглушенном свете сверкнула большая печатка на пальце, не очень вязавшаяся с бесформенной серой худи, потертыми джинсами и потрепанными кроссовками.
- Джон Ватсон, - Джон пожал протянутую руку. – Проходите. Бориса нет, он на работе. Кофе? Чего-нибудь холодного?
- Кофе звучит отлично, - Норман прошел за Джоном на кухню, присел и тут же перешел к делу: – Когда Борис позвонил, сказал, что квартира нужна вам.
- Да, это так, - Джон включил кофеварку и обернулся. Норман, чуть ссутулившись, сидел на стуле, так и не вытащив длинные руки из карманов. Он неотрывно следил за Джоном внимательным взглядом, будто боясь выпустить его из виду или пропустить какую-нибудь мелкую, кажущуюся на первый взгляд неважной, деталь.
Норман производил странное впечатление, неоднозначное. Пристальным взглядом, резкими, рваными движениями он напоминал Джону загнанного зверя, но, в тоже время, взгляд его был трезвым и оценивающим, в нем не проскользнуло ни капли неуверенности или страха. Он сильно сутулился, будто стараясь казаться ниже и незаметнее, и золотая печатка с ониксом сильно выделялась на фоне слишком простой одежды. Он будто старался привлекать к себе как можно меньше внимания, норовя слиться с обстановкой, добиться того, чтобы о нем благополучно забыли, но сам бы он ни на секунду не перестал смотреть и слушать. Джон уже видел таких людей, и не раз. Чаще всего они оказывались первоклассными аферистами или первостатейными жуликами, а иногда – смертельно опасными преступниками. Но, с другой стороны, Борис отзывался о Нормане тепло, хоть и признавал то, что парень он ушлый, даже чересчур. Но Борис не был глупцом и в людях разбирался.
- Да, мне нужна квартира. Все равно - где, работы у меня пока нет, поэтому и предпочтений в районе нет. Можно здесь, в Уэйдстауне, можно в Веллингтоне. Небольшая, не очень дорогая и полностью обставленная, - Джон поставил на стол две чашки кофе и сел напротив Нормана.
- Понятно, - тот кивнул и задумался. – Такую я найду без проблем. Документы у вас легальные?
Джон поперхнулся горячим кофе: не такого вопроса он ожидал.
- Все законно, - наконец, произнес он, еще больше укрепившись в своих подозрениях о роде занятий Нормана.
- И хорошо. Есть у меня на примете несколько вариантов, в разных районах, я сегодня их сам осмотрю, проверю, насколько они соответствуют заявленному. А вечером с вами свяжусь и расскажу о результатах. Идет?
Джон кивнул, слегка удивленный хватке и напору, никак не вязавшихся с образом Нормана.
- И все же… Какие-нибудь особые предпочтения? Новый дом, дом в викторианском стиле или многоэтажка? Парк рядом? Поближе к центру?
- Парк рядом – было бы прекрасно. Или набережная. Я бегаю по утрам. А по поводу дома – мне действительно все равно. Главное, чтоб квартира была полностью обставлена и вся техника исправна.
- Хотите заехать сразу? – уточнил Норман, отставив пустую чашку. Он достал из кармана большой смартфон и начал что-то быстро печатать, не глядя на собеседника.
- Да.
- Ясно, - он убрал телефон и поднялся. – Как мне с вами вечером связаться?
Джон потянулся к стопке бумаг возле телефона и, взяв листок, написал свой номер.
- В любое время, - он протянул листок Норману. – Уже уходите?
Норман кивнул и поглубже засунул руки в карманы.
- Я позвоню вам вечером. Если не сложно, передайте Борису, что папаху я ему достану, но выйдет дороже, чем договаривались. Это для его коллекции, - поспешно добавил Норман, заметив удивление, скользнувшее по лицу Джона. – Очередная шапка.
- Я передам, - Джон поднялся из-за стола и проводил Нормана до двери, сдержанно улыбнувшись на прощание.
На следующий день после встречи в квартире Бориса, Джон вышел из такси напротив дома семьдесят три по Эллуни-Стрит и замер на мгновение. Небольшой двухэтажный дом со светлой крышей, большими окнами и почему-то зеленой дверью буквально утопал в зелени: перед каменным крыльцом раскинулся небольшой садик с яркими, цветущими клумбами, на песчаную дорожку отбрасывали легкие тени большие кусты с мелкими белыми цветами. Над крышей мерно покачивали густыми кронами высокие деревья простершегося позади дома парка, а низкая изгородь с чуть облезшей белой краской была увита ползучим растением, названия которого Джон не знал. Мимо темной гаражной двери прошмыгнул серый кот с оборванным ухом и тут же скрылся в зелени, не удостоив его и взглядом. Теплый ветер путался среди листьев и цветов, тихо о чем-то перешептывался с желтыми цветами на круглой клумбе, ерошил ему волосы. Картина дышала покоем.
- Ну, как?
Опершись на капот старого темно-синего Форда, припаркованного перед домом, стоял Норман. Он щурился на яркое солнце и вертел на пальце связку ключей с тяжелым брелком.
- Впечатляет, - Джон подошел и пожал протянутую руку. – Вы уверены, что это мне по карману?
- Этот дом стоит дешевле, чем квартира в центре. Серьезно, хозяин – мой знакомый, он сделает вам скидку.
- У вас везде знакомые? – спросил Джон, припомнив утренний разговор с Борисом, признавшимся, что Норман некоторое время был не в ладах с законом, но в последние годы – он честнейший человек, обладающий колоссальными связями, оставшимися от прошлой его деятельности.
- Практически, - серьезно кивнул Норман. – Итак, дом. Две спальни, ванная комната, холл, гостиная и кухня. Гараж пустой, машину можно ставить смело, если решите купить. Вся техника исправна, заезжать можно хоть сегодня. - В чем подвох? – Джон оперся спиной на капот рядом с Норманом, неосознанно копируя его позу, и посмотрел в чистое голубое небо.
- Подвох? – тот удивленно приподнял брови. – Нет никакого подвоха. С чего вы взяли?
- Не может же все быть так хорошо, - невесело хмыкнул Джон.
- Может, - тонко улыбнулся Норман. – Это Новая Зеландия, здесь все может быть. Привыкайте.
______________________________
Через три дня Джон Ватсон переехал в дом на Эллиот Стрит. Все бумаги о съеме были оформлены в рекордно короткий срок, благодаря Норману, взявшему на себя все бюрократические сложности, касавшиеся переезда из Англии в Веллингтон. Джона не оставляли подозрения, что без вмешательства вездесущего и, кажется, почти всемогущего, Майкрофта здесь не обошлось, ведь Норман вполне мог быть связан именно с ним. Но он больше не злился на это холеное Британское Правительство. Почти. Если подобное встревание означало, что после всего этого старший Холмс, наконец, исчезнет из его жизни, Джон готов был с этим смириться.
Новый дом Джону нравился. Из просторных комнат еще не до конца выветрился запах краски и клея после недавнего ремонта, бытовая техника несколько месяцев назад была заменена на новую, и мебель была в отличном состоянии. За садом и живой изгородью, обнаружившейся на незахламленном заднем дворе, ухаживал приходящий раз в три дня садовник Хэнк, нанятый еще хозяевами, пожилой супружеской парой. Мистер и миссис Чейс уезжали из Веллингтона к детям, в Австралию, и были безмерно рады оставить любимый дом «в надежных руках». Джон проникся симпатией к супругам Чейс, открытым и дружелюбным и, несмотря на более чем преклонный возраст, полным сил и любви к жизни. Самому себе он, по сравнению с ними, показался пустым, но тут же выбросил из головы эти невеселые мысли.
Первоначальная легкая неприязнь и настороженность по отношению к Норману Риверу испарились при более близком знакомстве, то есть после бутылки виски в компании присоединившегося Бориса. Норман оказался не таким уж подозрительным и скользким, скорее, слишком скрытным по отношению к незнакомым людям. Периодически он все еще напоминал Джону загнанного зверя, но глупых опасений больше не было, да и их он списал на стресс и излишнюю осторожность, зерно которой таки заронили в него речи и действия Майкрофта.
Вопрос с работой тоже решился на удивление быстро и удачно. Борис, воспользовавшись своими связями, устроил ему собеседование в одной из городских больниц. Главный врач клиники Барт Фунд, совершенно седой полноватый мужчина с аккуратной бородкой и холеными руками, встретил его радушно и тут же, не став тянуть кота за хвост, взялся за изучение внушительной стопки восторженных рекомендаций с прошлых мест работы Джона, присланных Майкрофтом. Доктор Фунд, прихлебывая кофе, принесенный молоденькой секретаршей, комментировал едва ли не каждое слово в бумагах, не скрывая удовлетворения прочитанным. Особенно его впечатлило военное прошлое Джона, что было ему непривычно. Обычно гражданские врачи с подозрением относились к прошедшим войну, точно в любой момент ожидая какого-нибудь срыва или помешательства, коих сам Джон наблюдал немало. Но доктор Фунд казался совершенно довольным. Доверительно сообщив ему, что уважает военных врачей, как никаких других, он рассказал, что его младший брат прошел Афганистан, и выразил надежду, что, возможно, они пересекались в бесконечной череде меняющихся военных баз и похожих друг на друга полуразрушенных городов.
- Двейн Фунд? Полковник Двейн Фунд? - не вполне веря в происходящее, уточнил Джон.
- Да-да, - закивал головой доктор. – Именно он. Неужели, вы знакомы?
- Знакомы, - сказал Джон. – Я был прикреплен к его взводу незадолго до расформирования и перевода полковника на другой конец страны.
- Так вы, должно быть, пошатались по пустыне? – припомнил доктор Фунд тот неприятный случай, когда все они тридцать миль тащились по пустыне, оставшись без средств связи и возможности вызвать подмогу, неся «на спине» раненных.
- Да уж, было дело, - хмыкнул Джон. – До сих пор «бродягой» называют.
- Как тесен мир, - мягко улыбнувшись, покачал головой Барт. – Знаете, Двейн недавно и сам ушел со службы. Все никак не могу его уговорить приехать в Веллингтон, хотя бы ненадолго, - посетовал он.
- Кажется, сюда очень сложно приехать «ненадолго», - ответил Джон. – Я вот тоже собирался пробыть здесь пару недель, а остался, кажется, насовсем. И не жалею об этом.
- Что ж, тем лучше для нашей больницы, - подмигнул доктор Фунд. – Видите ли, доктор Ватсон… Сначала я хотел предложить вам должность в травматологии, как я смотрю, в Лондоне вы работали именно в таком отделении. Но, учитывая ваше военное прошлое и высокую квалификацию, может быть, вы захотите сменить направление? У нас свободно место хирурга в отделении Экстренной медицины и хирургии катастроф. Зарплата там значительно выше, хоть график и… Ну, сами понимаете.
Джон действительно понимал, о чем именно говорит доктор Фунд. Немногие врачи соглашались на работу в этом отделении, даже не смотря на высокие зарплаты. К тяжелым самим по себе графикам гарантированно прибавлялось то, что вызвать в больницу могли в абсолютно любое время дня и ночи; прерванные в самом начале отпуск или уикенд, неудавшиеся семейные праздники были едва ли не обязательными атрибутами этой работы. Теракты, авиакатастрофы, крупные аварии, крушения поездов и прочие ежедневные трагедии – все ложилось на плечи хирургам именно этого отделения. Такая работа почти полностью исключала возможность личной жизни и забивала собой едва ли не все свободное время. И, кажется, это было именно то, что идеально подходило Джону.
- Это было бы замечательно, - через пару минут раздумий сказал Джон.
- Правда? – открыто обрадовался доктор Фунд. – Это же чудесно! Мы уже два месяца не можем никого найти туда. Графики, видите ли. Вы ведь знаете, какая там нагрузка?
- Знаю и понимаю, - твердо произнес Джон. – И я к этому готов.
- Вот и чудно, - главврач широко улыбнулся и потер руки. – Я уверен, мы сработаемся.
- Да, я тоже в этом уверен, - ответил на улыбку Джон.
И у него действительно не было сомнений.
_____________________________
В воскресенье вечером Джон закончил разбирать вещи, присланные Майкрофтом. Окончательно выветрившийся запах краски сменился ароматом заказанного ужина из ресторанчика неподалеку, в гостиной работал телевизор, транслируя какой-то научно-фантастический сериал, мерно гудела стиральная машинка в большой ванной комнате – дом казался жилым. Джон открыл бутылку светлого пива и посмотрел в выходившее на задний двор открытое окно.
Порой ему казалось нереальным, невозможным то, как удачно все складывается для него в этой стране, то, как радушно город принял его, чужака и туриста, и за несколько недель привязал к себе цепями теплого солнца, зеленых парков и радости – не разорвать. Но цепи эти Джона не тяготили, скорее, они были для него необходимым якорем в безбрежном океане тоски и отчаянья, куда его зашвырнули последние события в Лондоне.
Он ощутил острый укол совести, ехидно напомнившей о том, что он уже неделю толком не вспоминал Шерлока и всего того, что с ним связанно. Но Джон тут же отбросил эти мысли. Он не может вечно скорбеть об ушедшем друге, не может постоянно думать только о том, что толкнуло блестящего детектива на самоубийство. И не может постоянно мучиться чувством вины за, то не сберег и не спас, вовремя не понял и не остановил. Его жизнь не остановилась, не закончилась там, на холодном тротуаре возле Бартса, и мир там не рухнул. Мир продолжал вращаться и жить, и Джон вместе с ним тоже.
Теперь его жизнь здесь, в солнечном Веллингтоне. Здесь у него хороший дом и новая работа, здесь у него друзья. У него полно новых возможностей в этой стране, и он не будет зацикливаться на прошлом. Ни за что.
Из мыслей его выдернуло ощущение того, что за ним пристально наблюдают. Пожалев, что до сих пор не приобрел себе оружие, Джон мгновенно подобрался и подготовился, казалось, ко всему, как на широкий подоконник впрыгнул серый кот с оборванным ухом, тот самый, которого Джон заметил, когда в первый раз осматривал дом. Кот внимательно изучал человека, смотревшего на него, и ничуть не боялся. Громко мяукнув, он спрыгнул в комнату и уверенно пошел по направлению к кухне, на полпути оглянувшись на опешившего от подобной наглости Джона.
Мысленно крепко выругавшись, разозлившись на то, что такими темпами он станет параноиком, Джон прошел вслед за котом и, достав из холодильника бутылку молока, налил целую плошку. Поставив ее на пол, он смотрел, как кот, довольно урча, целиком вылакал угощение и, облизнувшись, прошествовал в гостиную. Облюбовав себе мягкое кресло, он легко запрыгнул наверх и начал тщательно вылизываться, всем своим видом показывая, что теперь он точно отсюда никуда не уйдет, и Джону лучше бы с этим побыстрее смириться.
Джон не стал его выгонять. Животных он любил и был совсем не против вот таких соседей. Закрыв все окна и перепроверив замок на двери, он вернулся в гостиную и увидел, что кот уснул в облюбованном кресле. Смотря на довольного жизнью неожиданного соседа, думая обо все сразу и ни о чем, он неожиданно понял, что он дома. Ему было хорошо и спокойно, его не мучили совесть, чувство вины и кошмары. Это было… непривычно. Но от этого не менее приятно.
И, кажется, теперь у него есть свой Бэг Энд. И даже с зеленой дверью. Нет, ну вот кто додумался выкрасить дверь в зеленый цвет?!
Для моего моржа Бориса, упаровшего меня по самые дубощи. Пани Домна
Название: трудности женитьбы Гномьего Короля Бета:Пани Домна Пейринг: Торин Дубощит / Бильбо Бэггинс Рейтинг: PG Жанр: romance Размер: мини; 1321 слово Краткое содержание: О том, как Торин Дубощит в Шир свататься приезжал. Предупреждения и пояснения: флафф на флаффе и флаффом погоняет Тут ебли нет, тут романтика!
читатьМолодой хозяин Бэг Энда, мистер Бильбо Бэггинс считал себя вполне добропорядочным хоббитом. Он привык думать, что в его упорядоченной жизни, как и в его милой уютной Норе не сможет произойти ничего нежданного. Скорее уж на Шир нападет армия орков, чем в жизни Бильбо Бэгинса что-то пойдет не так. Как же он ошибался. Бильбо не отследил тот момент, когда же все так резко изменилось, но подозревал, что во всем виноват старый проходимец в остроконечной шляпе. Одним солнечным днем тот появился на пороге Бэг Энда и позвал Бильбо с собой в путешествие. Ох, как смеялся тогда Бильбо, ведь все знают, что хоббиты в походы не ходят, приключениями не увлекаются, и вообще дальше ярмарки в ближайшем селении не выбираются. Тем более хоббиты, живущие по эту сторону реки, тем более Бэггинсы, тем более из Бэг Энда. Тогда он смеялся, греясь на солнышке и раскуривая трубку, а к вечеру, конечно же, забыл и о путешествии, и о волшебнике с его фейерверками. Вот только волшебник о нем не забыл. Тем же вечером он пришел сам и привел с собой еще двенадцать гномов: грубых, вооруженных до зубов и голодных. Они опустошили его немаленькую хоббичью кладовую и даже нашли отложенные про запас кексы и орехи, они выпили весь его эль и даже то вино, что было припрятано в гардеробной ко дню рождения, они засорили водопровод, поломали антикварный стул дядюшки Мунка, откололи кусок от кружки из почти столетнего сервиза, принадлежавшего еще матушке Бильбо, вытирали свои грязные руки шторами, оставляя после себя живописные жирные пятна, они чуть не подожгли Нору, решив затопить камин, они попытались украсть раритетные серебряные ложечки хоббита и оставили похабные рисунки на страницах его любимого трактата о земледелии. И после всего этого гномы затянули песню, в которой пели про все свои сегодняшние подвиги. Бильбо, некогда считавший себя рассудительным и добропорядочным хоббитом, судорожно пытался придумать, как же ему отвязаться и выпроводить гномов, а с ними и одного волшебника, куда подальше. И почти придумал, но тут в дверь постучали, и вошел Он. Торин Дубощит был не похож на остальных гномов. Он чуть склонил голову в приветствии, когда Гендальф – и когда только этот старый пройдоха стал хозяйничать в Бэг Энде, как в своем собственном доме, – открыл ему дверь и пригласил войти. Торин окинул всех присутствующих взглядом, и гномы, все как один, склонили головы перед ним. Бильбо чуть было не поддался общему порыву, но вовремя вспомнил, что, вообще-то, он здесь хозяин и этого черноволосого, высокого и статного гнома видит в первый раз. Гендальф что-то говорил, но для Бильбо все было как в тумане – он видел перед собой только темные глаза этого гнома. Торин ухмыльнулся недобро, и у Бильбо мурашки по коже поползли и нестерпимо зачесались пятки. - Так это и есть тот самый хоббит, волшебник? Он неторопливо обошел кругом, будто ощупывая взглядом застывшего на месте мистера Бэггинса. Торин вновь оказался перед Бильбо, встал почти вплотную к нему. Хоббит успел подумать только о том, что для первого знакомства гном стоит слишком близко, пахнет слишком хорошо и ведет себя слишком надменно. - Скажите, мистер Бэггинс, если представится выбор, чем вы предпочтете сражаться: мечом или топором? Только не говорите мне про каштаны. - Что, простите? Бильбо абсолютно не понимал, что от него хотят и к чему такие вопросы, но выглядел при этом слишком трогательно. - Гендальф, я в тебе не сомневался, - ответил гном, наградив на прощение хоббита еще одним многозначительным взглядом. Торин прошел по направлению к кухне, за ним поспешили все двенадцать гномов, и только Гендальф остановился, похлопал Бильбо успокаивающе по плечу, улыбнулся, будто извиняясь, но потом и он отправился следом за гномами. Бильбо ничего не оставалось, кроме как пойти за ними – еще не весь его фамильный сервиз гномы успели переколотить.
- Вы уже уходите? – отозвался Бильбо, когда услышал о походе. Он старался скрыть радость, которая охватила его при одном упоминании о том, что гномы скоро покинут его милую Нору и отправятся восвояси. Вот только Гендальф – хитрый старец – попросил принести еще свечей, а потом развернул карту, рассказал всем о том самом путешествии, в которое утром звал и Бильбо. Гномы долго совещались и еще дольше - спорили. В шуме их ругани Бильбо ни слова не разобрал: то ли от того, что спорили гномы яростно, то ли потому, что большую часть слов произносили на своем родном языке, а он был Бильбо не понятен. Но, увидев ключ, открывающий, как понял Бильбо, потайной вход в Горное Королевство, все разом стихли и выжидающе посмотрели на Торина. А Торин смотрел на Бильбо, и от этого взгляда хоббиту было ну совсем не по себе: сами собой начинали пылать щеки, сердце стучало так, что грозило выпрыгнуть наружу, а ноги подкашиваться, и если бы не дружеское плечо Гендальфа, на которое он опирался, то хоббит тут же упал бы прямо на Гномьего Короля. Хоббит остро ощутил, как тишина, словно прочный купол, накрыла его маленькую кухоньку со всеми сидящими за столом гномами. А за окном был слышен шелест листвы, звук трущихся друг о дружку маленьких крылышек пролетающего сверчка, неровное, но разудалое пение старого Адалгрима вдалеке. - Ну что, хоббит, согласен? Не самое плохое предложение для полурослика. - Согласен…на что? – голос хоббита явно не слушался. То ли от такого внимания к себе, то ли потому, что он прослушал вопрос и совсем не знал, как же ему ответить. Молчание затягивалось, и Бильбо стало совсем тошно, когда старый гном со смешной трубкой, которую он каждый раз прикладывал к уху чтобы лучше слышать, громко и радостно прокричал: - Хэ-хээй! Он согласен! Тут же началось что-то невообразимое: гномы повскакивали со своих мест, снова стали спорить на повышенных тонах, да так, что Бильбо ничего не понял, да так, что из всего это шума и гама он расслышал только слова Гендальфа: - Это правильное решение, мой дорогой Бильбо. От улыбки старого волшебника почему-то стало еще тоскливее, и Бильбо хотел уж было сказать, что его не так поняли и вообще, он ничего не отвечал, потому что даже вопроса-то не расслышал, но его опередил Торин. Поднявшись резко из-за стола, он прикрикнул на собравшихся. И гномы успокоились, уселись обратно на свои места. Теперь все смотрели на Бильбо. - Дайте ему контракт, - сказал Торин, и седобородый Балин, вытащив из-за пазухи свернутый и помятый по краям пергамент, протянул его Торину. - Обычная форма, ничего нового. Отметь только те пункты, с которыми согласен, и поставь внизу свою подпись. Бильбо с сомнением посмотрел на седого гнома, потом бросил взгляд на Гномьего Короля, выглядевшего каким-то слишком довольным, потом на Гендальфа, многозначительно улыбающегося в бороду, и только потом развернул контракт. Длинный пергамент, упавший к ногам полурослика, был абсолютно пуст, за исключением абзаца в самом начале, в котором значился один-единственный вопрос и варианты ответа:
«Ты выйдешь за меня? • Да, выйду • Да, я согласен • Да, и у меня двуспальная кровать • Да, но только если свадьба будет на пляже • Да, свадебное путешествие в Эребор – это то, что надо • Да, … »"
Внизу, после всех пунктов списка, располагались три графы: подпись Торина, сына Траина, - как жениха, подпись Гендальфа Серого – как официального лица, связывающего узами брака двух влюбленных, и оставлено место для подписи Бильбо Бэггинса, очаровательного полурослика из Шира. Последнее, о чем подумал Бильбо, падая в обморок, было то, что в Шире не так-то просто найти пляж, как, собственно, и в близлежащих землях. И пока хоббит находился в спокойном небытии, гномы успели поздравить Торина с помолвкой и пообещали приехать через два месяца, чтобы сопроводить Гномьего Короля и его хоббита в Эребор, где будет проходить официальная церемония. Выслушав все поздравления и наставления, обнявшись с каждым и выслушав «советы по руководству хоббитами» от Гендальфа, Торин Дубощит осторожно поднял своего хоббита с пола и с ним на руках отправился искать спальню. Конечно, он заблудился несколько раз, вместо спальни зайдя сначала в гостиную, а потом и вовсе сделав крюк и вернувшись обратно на кухню, но, в конце концов, хозяйская спальня была найдена, хоббит был уложен в постель, гномы выпровожены. И только неподписанный контракт так и остался лежать на полу в гостиной, но с формальностями можно было разобраться и поутру – так решил для себя Торин II Дубощит, Король Под Горой, снимая плащ и всю амуницию и ложась рядом с мирно посапывающим хоббитом.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Так, в том посте место давно закончилось, а по комментариям я и сама не люблю тексты искать. Поэтому, новый пост. Предыдущие главы - pani-domna.diary.ru/p186239529.htm
Название: No one can save us from ourselves Автор: Шапито Бета: Billy Dietrich Персонажи: Себастьян Моран (он же Торнтон Рей и Торин)/Джон Ватсон (Бильбо Беггинс) и все остальные из кинотрилогии и сериала Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Фэнтези, Мистика, Психология, Hurt/comfort, Songfic, AU Предупреждения: OOC (но это на всякий случай и потому что АУ. Автор обещает держать персонажей в рамках) Дисклаймер: Все не мое, поиграю и отдам
Саммари: Пост - Рейхенбах. Джон Ватсон по совету армейского друга переезжает из Лондона в Веллингтон. Устраивается там на хорошую работу, снимает милую квартиру и начинает новую жизнь. Себастьян Моран, исполняя условия контракта, дабы удостовериться, что доктора там не ждет Шерлок Холмс, отправляется вслед за ним. Но самолет терпит крушение, и он попадает к Ватсону в пациенты. И все бы хорошо, если бы их обоих не начали мучить странные сны-сказки о драконах, походах и волшебниках.
От автора: У автора есть свой хэдканон, в котором Моран - не верная шавка Мориарти, а просто наемник. Вот так тут и будет. И да, автор не любит Мориарти. Ну, это так, на всякий случай, а-то мало ли что. И немного Ричарда в роли Морана: читать дальше
ГЛАВА 5. Хитроу, кошмары и личный рай Джона Ватсона публиковалась ранее в комментариях, но все должно быть в порядке, поэтому пусть и тут висит
читать дальшеДжон занял свое место у иллюминатора и, вежливо улыбнувшись временному соседу, расслабленно откинулся на спинку кресла. В неожиданно большое «окно» (1) открывался хороший обзор на Хитроу. Колоссальных размеров здание аэропорта, не слишком высокое, раздающееся вширь, с покатой крышей, напоминавшее формой ангары для небольших самолетов времен второй мировой войны, в ярком свете прожекторов с длинных лент посадочных полос казался нереальным, зыбким видением, точно мираж в жаркой пустыне; холодный свет бликами играл на бесчисленных окнах, забивался в каждую щель, будто пытался пробиться в помещение, сбежать от ледяного ветра, налетавшего жуткими порывами, урвать хоть немного тепла. Бесконечно длинные посадочные полосы стрелами тянулись к горизонту, терялись вдалеке, оставляя позади коротко стриженные блекло-зеленые «газоны» с покрытой пылью больной травой.
Мимо, через полосу, медленно разгоняясь, покатился небольшой частный самолет, ощерившийся острыми крыльями с красным орнаментом по краям. Под шасси вздымались клубы темной дорожной пыли. Небольшие круглые прожекторы вокруг, светившие строго вверх, сквозь пыль, бликами окрашивали корпус, точно гениальный в своем безумии абстракционист в порыве вдохновения наносил на холст мазки, на первый взгляд – даже без подобия системы. Но, если не слишком хорошо разбирающийся в искусстве наблюдатель, обладающий непременно богатой фантазией и хорошим воображением, присмотрится, то углядит портрет плачущей женщины из одних только бликов, или бурную реку, испещренную порогами, под вздымающимися водами которой покоится не одна разбившаяся об смертоносные, покрытые скользким илом камни лодка.
Ярко загорелось табло «Пристегните ремни», и Джон защелкнул замок, едва не прищемив палец. Его сосед – толстый немец с щеголеватыми усиками над толстыми губами и в жеваном галстуке – развалился в кресле, задевая его плечом, и откровенно пожирал глазами рыжеволосую бортпроводницу, степенно шествующую между рядами кресел, проверявшую, у всех ли пристегнуты ремни. Дойдя до них, стюардесса бросила взгляд на тяжелый «Ролекс», впивающийся ремешком в толстое запястье немца, и мило ему улыбнулась, сверкнув глазами, умудрившись даже не поморщиться от приторного запаха одеколона – парфюмом это назвать язык не поворачивался - пассажира. У Джона от него уже разболелась голова, и он с тоской думал о том, как перенесет этот полет.
Из головы никак не шли слова Майкрофта о том, что ему не стоит возвращаться в Англию. Врать у Холмса причин не было, да и говорил он логичные и правильные, в общем-то, вещи. Но чтобы вот так, взять и переехать в Веллингтон… Это слишком. У него и вещей немного, да и не собирался он отродясь жить так далеко от Лондона.
Все же, Джон любил Англию. Несмотря на отвратительный климат, вечные густые туманы и редкое солнце. Любил, со всеми ее ветрами и дождем, с редким мокрым снегом и хмурым небом. И Лондон, вечно затянутый смогом, тянущийся к низкому небу серыми высотками и чахлыми деревьями в блеклых парках, дышащий выхлопными газами и промышленными отходами с бесчисленных заводов, измученный километровыми пробками, израненный каблуками равнодушных пешеходов и отравленный желчью зависти и приторной горечью похоти продажных женщин, ненавистью долгой памяти о каждом погибшем на извилистых змеях – улицах за многие века, был ему родным.
За толстым стеклом иллюминатора замелькали очертания невысоких деревьев вдалеке от посадочных полос, столпы света, перерезанные крыльями, оставались позади, и проносились мимо неясные контуры самолетов. Огромный вертолет, похожий на несуразную черную стрекозу, буквально пролетел мимо, а уши заложило от густого гула – Боинг разогнался.
Самолет легко оторвался от земли, спрятав шасси, и взмыл в темное, беззвездное небо. Оставшееся внизу огромное здание терминала, ярко освещенное изнутри, напоминало елочную игрушку, а ангары вокруг – детские кубики. Самолеты и лайнеры, похожие на черных кузнечиков, казались сверху обманчиво хрупкими – тронь – и отвалится крыло. Огни посадочных полос постепенно скрывал наползающий откуда-то густой туман, стелящийся по земле, точно холодная пороша, и вскоре аэропорт пропал из поля зрения.
Из динамиков хорошо поставленный голос эмоционально вещал о том, как правильно использовать спасательный жилет, спрятанный под сиденьем, а две стюардессы, натянуто улыбаясь, демонстрировали это на примере. Немец рядом похабно ухмылялся рыжей девице, а та отвечала ему, задорно подмигивая. Джон выслушал инструктаж, борясь с накатывающей дремотой – все же он не спал двое суток. В конце концов, когда бортпроводницы ретировались, а пилот пожелал всем приятного полета, Джон мысленно махнул на все рукой, заткнул уши наушниками, из которых тотчас полился мягкий голос Криса Мартина (2), и, натянув на глаза маску, провалился в сон, напоследок подумав, что неплохо было бы поспать без кошмаров хотя бы здесь.
Слепящее солнце раскалило все вокруг. Оно будто забыло, что не смерть несет на Землю, а жизнь, и поставило целью сжечь все вокруг дотла. Горячие камни, обжигающий песок, редкие блекло-зеленые колючие кусты; казалось, щелкни зажигалкой – и запылает воздух вокруг, появится огненный смерч и не будет никому спасения. Вздымающиеся из выжженной земли горы по обе стороны дороги в зыбком мареве словно дрожали, но ни единого камня не скатилось с отвесных склонов выщербленной ветрами породы. Узкая дорога от Талукана (3) до Файзабада (4) петляла меж невысоких уродливых обломков, перемежавшихся глубокими оврагами, ямами, полными мелких осколков камней и тронутых ржавчиной гильз.
Четыре машины медленно ползли друг за другом по изрытой дороге. Группа врачей из Христианской Благотворительной организации под прикрытием нескольких солдат ISAF (5) направлялись в Файзабад, где, по последним данным, вспыхнула эпидемия холеры. На требование майора Нортона о необходимости большего прикрытия для «экспедиции» штаб, в принципе не одобрявший то, что благотворительные организации пользуются войсками и техникой, как бесплатной охраной и транспортом, отказал, заявив, что до Файзабада дороги чисты и что последняя группировка, промышляющая там, была уничтожена месяц назад. Так и вышло, что дюжину врачей сопровождали трое рядовых, молоденький сержант, капитан да сам майор, познавший на себе истинность старой мудрости «инициатива наказуема».
Капитан Джон Ватсон машинально поглаживал ствол штурмовой винтовки, не отводя взгляда от предгорья. Ахмед, молодой водитель – афганец с едва пробивающейся черной бородкой, не сводил глаз с дороги и двух машин впереди, Шон и Мэри дремали, утомленные жарой и долгой дорогой. Дэн с удовольствием затянулся припасенным Мальборо и спросил:
- Капитан, вы чего так напряглись?
Джон вздохнул. Американцы не были беспечными, нет. Да и легкомысленными их не назовешь. Но вот серьезности им порой не хватало. Хотя, многие, попадая в мясорубку войны, по-другому не могли себя вести.
- Скоро будем проезжать короткий кишлак (6), - ровно сказал он. – Это всегда опасно.
Дэн кивнул и замолчал. Об опасностях горных дорог в Афганистане знали все, так же, как и то, что кишлаки – едва ли не самые страшные места, так же как и туманные ущелья.
- Я слышала слово «опасно»? Или мне приснилось? – Мэри сонно моргнула и попыталась размять шею, затекшую от неудобной позы.
- Не приснилось, - хмыкнул Дэн. – Курить?
- Нет, спасибо, - девушка помотала головой и улыбнулась. – Не хочу. Кофе бы хорошего…
- Ага, с эклерами, - подхватил Дэн, мечтательно жмурясь.
- И свежевыжатого сока. И все это с утра и в постель. Размечтались, - буркнул разбуженный голосами Шон.
- Капитан Ватсон, - обратилась к Джону Мэри, - а Файзабад точно…кхм… чист?
- Там не было терактов и боев уже месяц, если вы об этом, мисс Джексон, - она не была врачом – медсестрой.
- Просто Мэри, пожалуйста, - широко улыбнулась девушка и весело поиграла бровями, взъерошивая рукой рыжие волосы.
- Немецкие войска и полиция полностью контролируют город (7). По последним сводкам, там все спокойно, - Джон проигнорировал заигрывания Мэри и отвернулся к окну. Не время и не место.
Дэн, с ухмылкой наблюдавший за попытками подруги привлечь внимание капитана, потрепал ее по плечу и сочувствующе улыбнулся. Мэри, с того самого момента, как они покинули Талукан, в открытую флиртовала с Джоном, а тот пресекал все на корню, но девушка не сдавалась. Самого Дэна дома, в Чикаго, ждали жена и маленькая дочь, родившаяся уже после того, как он покинул Америку.
Джон отвернулся от затихших попутчиков и в который раз подумал, что им здесь не место. Молодые, горячие, охваченные желанием помочь всем и вся… Их сожжет это солнце и эта война. Такие всегда сгорают. Быстро, как спички.
Машину тряхнуло – под колесо попал камень, - И Дэн громко выругался, уронив недокуренную сигарету на колени. Ахмед, услышав вскрик, замедлил ход и чуть обернулся, с любопытством смотря на американца, стряхивающего пепел и уголек со штанов, при этом умудрявшегося ругаться, как сапожник.
- Следи за дорогой! Мы отстаем! – рявкнул Джон на афганца.
Согласно карте, за крутым поворотом, где только что скрылась первая машина, начинался кишлак. А водитель не смотрел на дорогу. Неудивительно, что Джон разозлился.
Ахмед прибавил газу, и они преодолели поворот, выехав на узкий, прямой участок дороги. По левую руку вздымались невысокие скалы, а сразу за ними отвесной стеной возвышалась гора. Видимость была отличная, и Джон рассмотрел крутую тропку подъема, змеей обвивающую гору. На высоте примерно двадцати метров тянулся довольно широкий карниз, загроможденный темными, раскаленными валунами. А справа - причудливо изгибался овраг с острыми камнями, рассыпанными по дну. Никакого ограждения дороги ото рва не было. Одно неверное движение водителя – и машина скатилась бы вниз по крутому склону, не раз перевернувшись.
Джон глянул на сосредоточенного теперь Ахмеда и покрепче сжал ствол винтовки. Год назад он попал в засаду в подобном кишлаке, но тогда в колонне было несколько БТР, и их прикрывали три американских вертолета – все обошлось малой кровью. Но сейчас… Он не успел додумать.
В следующую секунду первая машина в колоне взлетела на воздух.
Яркая вспышка ослепила, пламя взвилось, стараясь дотянуться до равнодушного неба, а страшный звук резанул по ушам. Мимо пролетел обломок корпуса, искореженный жаром, и тут же грохнул новый взрыв – на месте второй машины, где находился майор Нортон и три врача – остался покореженный корпус. Джону хватило секунды, чтобы оценить обстановку. Засада, фугасы (8) на дороге, и второй взрыв, скорее всего, повредил переднюю ось и их машины.
Перепуганная Мэри вцепилась ему в руку и сжала, что было сил. Шел первый месяц ее пребывания в Афганистане, и она, казалось, только сейчас осознала, куда попала.
- Вон! – прикрикнул на Мэри Джон, подталкивая ее к уже открытой двери. Раскаленный воздух вихрем ворвался в салон, и запахло горелым. Выстрелов слышно не было. Пока не было. – К оврагу! Бегите к оврагу! Ахмед!
Водитель не ответил. Джон сильно ткнул его в плечо, и афганец безвольно рухнул на руль. И только сейчас капитан увидел, что лобовое стекло машины пробито обломками, снесенными взрывной волной такой силы, что один из них пропорол Ахмеду горло.
Никакого прикрытия у них не было. Единственный шанс – добежать до рва и скрыться внизу. Последним вылезая из машины, Джон успел подумать, что тот карниз на горе – очень удобная позиция для стрельбы по ним. Чертовы талибы! До укрытия – несколько метров пологого склона, где они все еще будут, как на ладони, но потом земля резко уходила вниз. Нужно попробовать спуститься.
Горячий песок под ногами взвихрился – талибы начали обстрел. Джон, поднимая винтовку, приметил, как из последней машины выбегают гражданские и побледневший сержант, до белизны костяшек пальцев вцепившийся в оружие. Огонь явно велся сверху, с карниза, но отсюда, снизу, талибов было не достать. Отступая от покореженных машин, Джон судорожно выискивал первую линию засады (9), надеясь скосить хотя бы ее.
Краем глаза он заметил, как плашмя упал молодой сержант, подняв вокруг себя тучу пыли. Крики гражданских воем пожарной сирены отдавались в ушах, а талибы все стреляли и стреляли, вознамерившись убить их всех. Наконец, он увидел. Бледный тюрбан на фоне темных камней, внизу, почти у самой дороги. Рванувшись левее, так, чтобы прикрыть убегающую Мэри, он вскинул винтовку и несколько раз выстрелил. Даже с такого расстояния он углядел, как темная кровь брызнула на горячие камни. Попал. Не переставая отступать, он выстрелил еще несколько раз, уже наугад, но тут левое плечо обожгло, будто огненным кнутом хлестнули – его ранили. Винтовка безвольно повисла на кожаном ремне, больно впившемся в шею, а на форме под правой ладонью, которой он зажал рану, расплывалось алое пятно.
Обстрел не прекращался. От жуткого запаха оплавленного металла и обугленной плоти слезились глаза. Свист пуль, крики безоружных врачей, собственный стон боли – все смешалось в жуткую, оглушающую какофонию. С земли поднимались тучи пыли, и Джон едва не упал, споткнувшись о тело Дэна. Молодой врач лежал, распластавшись по земле, с неестественно вывернутой головой, а на его затылке зияла рана.
Выхватив Глок (10), Джон несколько раз выстрелил вслепую, уже не думая о том, что он делает – работали рефлексы. До обрыва оставалось меньше метра, когда тонко вскрикнула и упала Мэри, съехав вниз.
В первую секунду он даже не понял, что произошло, не понял, почему ноги перестали его держать, почему он рухнул на колени. И только опустив глаза, Джон увидел, что на ткани штанов расцветает багровое пятно, и почувствовал горячие, липкие струйки крови, заливающую ногу. Глок выпал из пальцев, и боль стала настолько сильной, что уже не чувствовалась. Собрав последние силы, он оттолкнулся здоровой ногой и с криком скатился вниз.
Висок тут же обожгло, кажется, он содрал кожу о жесткие камни. Падение было недолгим. Уже через мгновение он с удивлением обнаружил, что приземлился на что-то мягкое. Первым, что увидел Джон, с трудом открыв глаза, были рыжие волосы Мэри, рассыпавшиеся по черной земле, и застывшие зеленые глаза, смотревшие прямо на обжигающее солнце. Бойня, настоящая бойня… их расстреляли, как скот…
Его левая рука онемела, а ногу будто изнутри раздирали острыми когтями, вгрызаясь в поврежденную плоть, выдирая кость. Голова кружилась, все расплывалось перед глазами, и мыслей больше не было. И Джон потерял сознание.
Кошмар. Всего лишь очередной кошмар, один из тысячи. Джон глубоко вздохнул и сдернул маску с глаз, чуть поморщившись от приглушенного в салоне света. Он не в Афганистане. Не в Бадахшане. Он в самолете, он летит в Абу-Даби. И под ним удобное кресло, а не труп красивой девушки.
Проснувшийся немец с любопытством смотрел на Джона, но не решался заговорить. Джон чуть улыбнулся, помотал головой, мол, все в порядке, и повернулся к иллюминатору. Под ними расстилалось небо. Темные облака плотной пеленой накрывали землю, и ничего, кроме них, не было видно. Часы показывали, что он проспал всего лишь два часа. В наушниках все еще звучал голос Криса Мартина, поющего о хаосе и мире (11), и Джон, против воли, погрузился в воспоминания о том, что случилось потом, после того, как он потерял сознание, упав в овраг.
Талибов, как ему потом рассказали, спугнул германский вертолет, вылетевший из Файзабада. В штаб немецкого командования поступили сведения о том, что в горах еще остались боевики, и что гражданские движутся по опасной дороге. Прилетевшие военные сверху расстреляли нескольких талибов, но некоторым удалось уйти. В той бойне – по-другому засаду назвать было нельзя – выжили только двое. Водитель-афганец четвертой машины и Джон. Их спасло только то, что боевики не успели добраться до оврага и добить их.
Через два дня после происшествия, Талибан открыто взял на себя ответственность за него, заявив, что принял их за христианских миссионеров. Никогда еще Джон не ненавидел горных боевиков и чертову войну так сильно.
Он пришел в себя уже в госпитале, после операции. Ему несказанно повезло. Сотрясение мозга средней тяжести, повреждение мягких тканей головы, ранения в плечо и в ногу. Пуля в плечо прошла на вылет, задела дельтовидную мышцу, но не нервы и не артерии. Несколько швов – и все. С ногой все было сложнее. Огнестрельное ранение средней трети бедра, оскольчатый перелом бедренной кости и обширное повреждения мягких тканей - операция длилась несколько часов. Благодаря тому, что нашли его практически сразу после ранения, инфекция не успела попасть в раны, и все обошлось без осложнений, швы сняли через десять дней. Но гипс – только через полтора месяца.
Месяц Джон пролежал в госпитале в Файзабаде, и оттуда был переправлен в Лондон, где и долечился. Через три недели изматывающих тренировок – мышцы атрофировались, и каждое движение ногой отдавалось жуткой болью – он смог ходить без костылей. Но не без трости.
Плечо зажило без последствий, но хромота еще долго не отпускала его, перерастя в психосоматическую. И только Шерлоку удалось его от нее избавить…
Джон тряхнул головой, отгоняя мысли о погибшем друге, об Афганистане и красавице Мэри, смотрящей на палящее солнце. Старые бледные шрамы на плече и бедре неприятно заныли, напоминая о произошедшем, не давая забыть.
Нет, все это осталось в прошлом. В черных горах, в бьющейся в военной агонии стране на Востоке и в больном Лондоне. И он не будет об этом думать. Впереди – солнечный Веллингтон, сулящий спасение от страшных воспоминаний и тяжелых мыслей и обещающий вылечить от старых ран одним только ласковым солнцем и мерными звуками океанского прибоя.
И Джон, успокоенный мягким голосом и словами о рае (12), вновь заснул. На этот раз ему снился странный край с пологими холмами и разноцветными дверьми в них, с яркими цветами на ухоженных клумбах, с медленно вращающимся колесом старой мельницы и высокими деревьями с роскошными кронами. Возможно, именно так и выглядел его рай.
1 - Размер иллюминаторов Боинга 777 — 380×250 мм — был крупнейшим из всех коммерческих авиалайнеров до появления 787
2 – Крис Мартин – вокалист британской рок-группы Coldplay
3 – Талукан - город в Афганистане, центр провинции Тахар
4 – Файзабад – город в Афганистане, столица провинции Бадахшан
5 – ISAF - Международные силы содействия безопасности (англ. International Security Assistance Force; ISAF) — возглавляемый НАТО международный войсковой контингент, действующий на территории Афганистана с 2001 года
6 – Кишлак – не только поселение, но и участок дороги, где с одной стороны — пропасть, с другой — крутой скат
7 – Файзабад и Бадахшан в целом контролирует Региональное командование «Север», в состав которого, помимо прочих, входит немецкий контингент, чей штаб находится непосредственно в Файзабаде
8 – Фугас - заряд взрывчатого вещества, закладываемый в земле или под водой на небольшой глубине
9 - В горах боевики, как правило, делают засады согласно инструкциям, принятым для войсковой разведки во всех армиях мира. Обычно ближе к дороге расположена группа нападения (первая линия), значительно выше ее — группа отвлечения и прикрытия (вторая линия), которая и начинает обстрел колонны и в начале событий приковывает к себе внимание попавших в засаду
10 – Каждый солдат британской армии вооружен штурмовой винтовкой L85A2 с оптическим прицелом (SUSAT, ACOG, ELKAN и другие) и пистолетом Sig Sauer P226 или Glock 17
11 – отсылка к песне Coldplay – Us against the world
12 - отсылка к песне Coldplay – Paradise
ГЛАВА 6. Международный аэропорт Веллингтона, Борис Той и его коллекция
читать дальшеВсе аэропорты похожи между собой. Громадные здания из стекла и бетона в окружении серых стрел посадочных полос, широких газонов пожухлой травы, покрытой пылью, кузнечиков – самолетов с отливающими стальным блеском бортами, изрисованными яркими буквами авиакомпаний и темных клякс ангаров. Но не только это их объединяет. Гораздо важнее то огромное количество людей и суматоха, присущая только аэропортам. Толпы встречающих и провожающих, взмыленные сотрудники охранных служб и манерные продавцы в дьюти-фри, усталые от томительного ожидания откладывающихся рейсов пассажиры, занимающие везде одинаково неудобные стулья, сидящие на собственных чемоданах, обклеенных бирками, или на полу, теряющие последние крохи терпения матери беспокойных детей, бегающих по холлам, выпивающие стакан за стаканом традиционно отвратительного кофе мужчины в помятых костюмах… И шум. Непрерывный гомон у черных лент, по которым медленно плывет багаж, галдеж возле турникетов, редкие окрики полицейских, мерный гвалт длинных змей очередей, детский плач, тихое жужжание ползущих эскалаторов, гам, витающий над занятыми столиками небольших кафе с непомерно завышенными ценами; и все это периодически разбавляют резкие, неприятные мелодии звонков мобильных телефонов и высокие, визгливые голоса вульгарно одетых женщин, перекрикивающих все и вся. Эти звуки переплетаются, вьются, наслаиваются друг на друга и, наконец, сливаются в причудливую какофонию, разлетаются по колоссальных размеров залам, бессильно бьются о равнодушные стены и исчезают только для того, чтобы в ту же секунду их место заняли новые.
Международный аэропорт Веллингтона не сильно отличался от аэропорта в Брисбене или Хитроу: такие же толпы легко одетых людей, такая же духота и такие же неприветливые работники. Джон протянул паспорт сотруднику и, ожидая, пока страницу украсит новая печать, еще раз посмотрел в огромное окно, выходившее не на парковку и Фрейт Драйв, а на поле… Джон точно не знал, как называется огромное пространство, изрезанное асфальтом лент посадочных полос, да и не оно интересовало его. За ним открывался потрясающий вид на залив Лиолл (1). Синяя, прямо как на открытках или в рекламах буклетов турфирм, водная гладь, чуть тронутая легким, свежим бризом, сверкала под ярким полуденным солнцем, переливалась живописными бликами. Теплые лучи весеннего (2) солнца ласкали белые шхуны и роскошные яхты, пришвартованные неподалеку от берега, заливали пожухлую траву и робко пробивались сквозь стекло, заставляя спешащих пассажиров недовольно щуриться и отворачиваться. Джон не отвернулся – подставил лицо теплым лучам и почувствовал, что против воли чуть улыбается. Слишком долго он не видел теплого солнца.
Хмурый мужчина с щеточкой усов над тонкими губами шлепнул печать ему в паспорт и, не улыбнувшись, буркнул стандартное приветствие, протягивая документ. За гостеприимно распахнутыми дверями в огромный холл, наполненный светом, пестрела толпа встречающих.
Джон, забрав из бесконечного потока чемоданов и дорожных сумок свой багаж, протиснулся сквозь группу итальянских туристов, громко о чем-то переругивающихся на родном языке, и, увернувшись от эмоционально размахивающего руками немолодого уже громче всех кричавшего итальянца, так и норовившего нечаянно отвесить подзатыльник проходящим рядом, вышел в холл. Сквозь огромные, во всю стену, окна бил яркий солнечный свет, точно волнами окатывая мерно двигающуюся толпу, скользя по сверкающим поверхностям столиков кафетерия в углу и пуская веселые отблески на металлические турникеты.
Джон только и успел подумать о том, что ему необходимо купить темные очки, как перед ним, точно из-под земли, вырос Борис. Высокий, статный, с привычной улыбкой от уха до уха и хитрым прищуром темных глаз.
- Ты сбрил усы! – через полминуты воскликнул Джон, наконец, поняв, что не так со старым другом.
Борис громко засмеялся и, не обращая внимания на багаж в руках Джона, крепко обнял его.
- Джон, старый ты бродяга, прилетел! Действительно ведь прилетел!
- Ну так, писал тебе… Черт, Борис, отпусти, задушишь же!
Борис разжал медвежьи объятия, еще раз с явным удовольствием оглядев друга, кивнул своим мыслям и улыбнулся еще шире.
- Добро пожаловать в Те Фанауи-а-Тара (3)!
- Что? Куда?
- Потом объясню, не заморачивайся, - махнул рукой Борис и, подхватив сумку, потащил Джона к выходу, не переставая громко восторгаться тем, что тот наконец-то вырвался из старушки-Англии и почтил своим присутствием его, Бориса, любимый город.
- Я живу в Уэйдстауне, это пригород, чуть севернее Веллингтона. Тебе там обязательно понравится, потрясающий район. И много парков. Кстати да, привыкай, здесь парков больше, чем остановок общественного транспорта. От аэропорта сейчас быстро доберемся, у меня машина, пробок днем нет. Я взял отпуск на несколько дней, я лично тебе город покажу, - Борис тараторил без умолку, умудряясь не только громко говорить, но и вполне удачно лавировать в толпе, протискиваясь к выходу.
- Это совсем необязательно… - начал было Джон, но его тут же перебили:
- Брось ты! Мне за радость сбежать с работы на пару дней, - подмигнул Борис.
Миновав еще один ряд турникетов и металлоискателей, они, наконец, вышли из огромного холла, прямо на огромную парковку. В лицо тут же ударил соленый ветер с залива, свежий, но совсем не холодный. В воздухе одуряюще пахло незнакомыми цветами, морем и… свободой.
- Что, лучше лондонского смога, а? – Борис ткнул Джона локтем в бок, возвращая того с небес на землю. – Пойдем. Успеешь еще надышаться.
Белый Форд, припаркованный неподалеку от выезда, приветливо подмигнул огоньком отключаемой сигнализации. Борис закинул сумки Джона в багажник и, с улыбкой посмотрев на замершего друга, сел на водительское сиденье. Джон застыл, положа руку на открытую дверцу. Он не сводил глаз с роскошного зеленого массива, тянущегося вдоль Фрейт Драйв. Частые невысокие деревца с очень густыми, темными кронами, едва пропускавшие яркие лучи солнца в зените, раскинулись вдоль трассы, чуть гудевшей под колесами мчащихся машин, насколько хватало глаз. А за ними – до самого далекого горизонта – зеленое поле, причудливо вздымающееся пологими, низкими холмами, меж которых золотистыми реками вились песчаные дорожки. Джон неожиданно поймал себя на мысли, что не просто любуется прекрасным пейзажем, а ищет глазами круглые разноцветные двери в холмах, оконца с деревянными ставнями и с подоконниками, увитыми цветами, и кирпичные трубы на вершинах, над которыми рисует затейливые узоры темный дымок, так и не долетающий до высокого, чистого неба.
Джон тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Ну что за фантазии – дома в холмах? Норы? Чепуха какая-то. Не стоит так близко к сердцу принимать обычные сны, навеянные стаканом виски в самолете и отвратительным запахом одеколона соседа.
Джон сел в машину и захлопнул дверь, виновато улыбнувшись другу.
- Очарован? - понимающе покивав головой, подмигнул Борис. – То ли еще будет, - пообещал он, аккуратно выезжая со стоянки.
- Это парк?
- Нет. Это гольф-клуб. Мирамар (4) называется. Элитное местечко. Тут турниры проводят, со всей страны игроки приезжают, а иногда – и из Австралии. Ты ведь и сам играешь, нет?
- Уже несколько лет в руках клюшку не держал, - хмыкнул Джон, вспомнив, как еще будучи студентом Бартса, он учился играть по настоянию тогдашней подружки. Кажется, ее звали Милли. А, может быть, Минди. – Как-то не до того было, - добавил он, расслабленно откидываясь на спинку сиденья и рассеянно наблюдая за проносившимися мимо машинами.
- Можем поиграть. Серьезно. Я, вроде как, член этого клуба. Я лечил одного из крупных акционеров, вот и перепало, - объяснил Борис удивленному другу. – Сам я играю из рук вон плохо, но там отличная обстановка, расслабляет. Да и поле хорошее.
- Можно поиграть, - неожиданно для самого себя согласился Джон, подумав, что он, в конце концов, в отпуске.
- Знаешь, Джон, - через пару минут комфортного молчания начал Борис, - я чертовски удивился, когда ты согласился прилететь. Нет, я рад тебя видеть, очень. И я действительно скучал по единственному человеку, благодаря которому я не двинулся умом в этом проклятом Афганистане. Но все же ты меня удивил.
- Не поверишь, но я и сам себя удивил, - усмехнулся Джон. – Тут… Слишком много всего произошло за несколько лет. И я, вроде как, сбежал. Да и в отпуске не был с тех пор, как вернулся в Англию.
- Расскажешь? – осторожно спросил Борис, сворачивая на широкую магистраль.
Джон медлил с ответом. Мимо проносились светло-серые жилые дома. В окнах отражалось безоблачное голубое небо, бликами играло теплое солнце. Спешащие куда-то пешеходы бесконечным потоком плыли по широким мощеным тротуарам, и их было заметно меньше, чем в Лондоне. Приветливо распахнутые двери магазинов и ресторанчиков, террасы с выставленными столиками и плетенными легкими стульями мелькали перед глазами, сливаясь в одну яркую картинку.
Борис сосредоточенно вел машину, ловко лавируя по узким переулкам, и Джон, глядя на него, ясно осознал, что если и можно кому-то рассказать все без утайки, не боясь того, что затопят в жалости, окунут с головой в напускное сочувствие, то только ему. Еще в Афганистане, когда они только познакомились, Джон проникся его неиссякаемым оптимизмом и, как это ни странно, сдержанностью. Борис никогда не лез в душу и не совал нос в чужие дела. А еще он умел слушать и понимать. Редкое умение.
- Расскажу, - прочистив горло, выговорил Джон. – Но предупреждаю, это не слишком веселая история.
Борис, остановившись на светофоре, ухмыльнулся и хлопнул друга по плечу.
- И все-таки я очень рад, что ты приехал. Ты полюбишь Веллингтон.
- Не сомневаюсь в этом.
И Джон действительно не сомневался. _________________________________________________ Огромный стеллаж занимал всю стену напротив окна просторной гостиной. За идеально чистым стеклом на полках темного дерева бережно хранилась коллекция Бориса, которой он очень гордился. Все проволочные подставки, имитирующие форму человеческой головы, гипсовые слепки и два пластиковых манекена, явно стянутых из магазинов, были заняты самыми разными головными уборами. Вот уже несколько лет Борис собирал шляпы, кепки, шапки, которые составляют часть униформы и обмундирования армий разных стран. Джон узнал о необычном увлечении друга в Афганистане, когда тот умудрился выспросить у молодого афганца пакуль (5) и месяц щеголял в нем, игнорируя привычную и удобную рыбацкую шляпу (6). А потом Борис добыл неизвестно где бежевую куффию (7) с широкими кистями, которая теперь украшала его коллекцию. Были здесь и две разные фуражки, темно-зеленая кепка с обтрепанным козырьком (8), несколько беретов, белая бескозырка с надписью кириллицей на черной ленте (9), сильно отличающаяся от нее бескозырка американских моряков (10), белая шапочка с красным помпоном, перекочевавшая к Борису от французского морехода (11), и еще какие-то пилотки, шляпы, шлемы, которые Джон видел в первый раз в жизни.
- Смотрю, ты изрядно пополнил свою коллекцию, - заметил он, рассматривая странный четырехугольный головной убор с коротким козырьком (12).
- Ну так еще бы! – гордо отозвался Борис, с любовью осматривая ценные предметы. - Вот, гляди. Такого ты точно никогда не видел.
Борис открыл стеклянную дверцу и снял с гипсового манекена круглую меховую шапку с красной звездой. Развязал шнурок на макушке, расправил «уши» и, улыбнувшись, водрузил шапку на голову.
- Русская ушанка, - весело сказал он. – Это – настоящая. Такие носили солдаты Красной армии, в XX веке. А вот эта, - он указал на похожую, только с другим мехом, - уже новая, в Москве купил. Поверь мне, русскую зиму без такой шапки не пережить, - авторитетно заявил Борис.
- Поверю на слово, - усмехнулся Джон, рассматривая сверкающего глазами из-под сползающей на лоб ушанки друга. – Тебе идет. Значит, ты все-таки слетал в Россию?
- Я не просто туда слетал! Я проехал ее от Калининграда до Владивостока! – длинные, зубодробительные названия, которые едва ли Джону о чем-то говорили, он выговорил, не запнувшись. – И по Москве погулял, и по Санкт-Петербургу. На Урале был, горы видел, самогон настоящий попробовал. Это алкоголь, очень крепкий, - объяснил он. – В Сибири был, и на Сахалине. Как там красиво…
- На Сахалине?
- Везде! Я провел в России полгода, даже язык немного выучил.
- Надеюсь, ты подробно мне все расскажешь? – улыбнулся Джон.
- Не отвертишься! А вот, смотри еще, - Борис достал из стеллажа круглую шапочку с плотной лентой вокруг головы, мягким, объемным верхом и синим пером на боку. – Тэм о шентер (13)! Сейчас такого уже не встретишь, даже в Канадских частях не носят. Разве что на параде в Глазго углядишь, да и то – не факт. Редчайшая вещь, - он стряхнул несуществующие пылинки с мягкой ткани.
- Что ж, очень рад, что ты все еще коллекционер. Значит, вез не зря, - Джон открыл свою дорожную сумку и вытащил темный пакет. – Вот. Такой у тебя, вроде как, нет.
Борис быстро убрал тэм о шентер на место и осторожно развернул пакет. Восторженно выдохнув, отшвырнул оберточную бумагу и вытащил проволочный каркас, поддерживающий форму высокой черной меховой шапки с тесненным ремешком под подбородок.
- Настоящая? – тихо спросил он, трепетно проводя рукой по блестящему меху.
- Да, - кивнул Джон.
- Господи, Джон, я даже не буду спрашивать, как и где ты ее достал! Черт возьми, медвежья шапка (14)! Офицерская!
- Офицерская, - кивнул Джон, с улыбкой наблюдая за счастливым другом. – Да и спрашивать тут нечего. Все абсолютно легально. Хотя, гринписовцы бы не одобрили мой выбор (15).
- Да ну их, - пробормотал Борис, внимательно изучая тиснение на ремешке. – Джон, спасибо. Это восхитительно.
- Вот уж не за что.
Борис аккуратно надел шапку на каркас и поставил на низкий журнальный столик, бормоча что-то о том, что нужно убрать одну полку и освободить место под нее за стеклом, чтобы не запылилась.
- Джон, огромное спасибо! Я уж и не чаял такую достать. Здесь это сделать невозможно. Спасибо. Так, теперь к делу. Ты, должно быть, голоден. Не говори мне ничего, знаю я, как кормят в этих самолетах, есть невозможно, пластик на зубах скрипит. Сделаем так. Я сейчас спущусь вниз, напротив есть чудный ресторанчик, куплю нам ужин, не возражай! Надеюсь, ты все еще любишь рыбу, - дождавшись обреченного кивка, Борис продолжил: - твоя комната – вторая дверь слева, гостевая спальня. Располагайся, душ – первая дверь справа, чувствуй себя как дома. Я вернусь минут через двадцать! – последние слова он прокричал, стоя у входной двери.
- Борис! Шапку-то сними! – крикнул Джон, но Борис его уже не услышал – так и убежал на улицу в зимней шапке-ушанке на натуральном меху.
1 – совсем маленький залив по одну сторону перешейка Ронготаи, на котором располагается Международный Аэропорт Веллингтона. С другой стороны – залив Эванс.
2 – действие переносится в Южное полушарие. Там в ноябре весна.
3 - Те Фанауи-а-Тара – название города Веллингтона на языке маори. Маори - основное население Новой Зеландии до прибытия европейцев.
4 – реально существующий гольф-клуб Мирамар (Miramar Golf course), расположенный рядом с Международный аэропортом Веллингтона.
5 – Пакуль – афганский головной убор, получил большую популярность среди пуштунских племен в начале XX века в значительной мере из-за громоздкости тюрбанов. www.extremalov.net/content/news/big/280px-Ahmad...
6 – Рыбацкая шляпа (bucket hat, fishing hat, beanie hat) - представляет собой мягкую хлопковую шляпу с широкими сильно наклоненными вниз полями. Такие шляпы используются в ВМС и армии США, а также в армиях других стран. paraparabellum.ru/wp-content/uploads/2012/09/pa...
7 – Куффия является традиционным арабским головным убором для мужчин. Как правило, делается из куска хлопка и представляет собой шарф, иногда с кистями на концах. Чаще всего этот головной убор можно встретить в засушливых районах, носят его для защиты головы от солнца, а глаз и рта от пыли и песка. Активно используется в вооруженных силах многих стран. paraparabellum.ru/wp-content/uploads/2012/09/ku...
11 - Красные помпоны на белых шапочках французских военных моряков - давняя традиция. Раньше в кораблях были тесные помещения с низкими потолками, и помпон предохранял голову моряка от удара об их выступы. Сейчас корабельные помещения стали более просторными, но традиция использования красного помпона на белых шапочках французских военных моряков сохранилась до сих пор. paraparabellum.ru/wp-content/uploads/2012/09/be...
15 – медвежьи шапки делаются из меха медведей гризли. Защитники природы очень давно и уже не очень активно против этого протестуют.
От автора: я знаю, что в Новой Зеландии очень много упоминаний Средиземья, в частности, именно в Международном аэропорту Веллингтона установлена большая скульптура Голлума. Но в тексте этого не будет, иначе, наш любимый Джон, в конце концов, сойдет с ума.
ГЛАВА 7. Ирландский виски, праздник урожая и лучший шоколад Новой Зеландии.
читать дальшеДым от толстой сигары Бориса лениво поднимался вверх, но растворялся в приглушенном теплом свете торшеров, успевая напоследок свить тонкое кружево причудливых узоров, и вылетал в приоткрытое окно, снесенный легким сквозняком или отголоском порыва теплого ветра с улицы. На низком столике темного дерева рядом с диваном стояла почти пустая бутылка ирландского виски, извлеченная Борисом из недр небольшого бара, приберегаемая им для особых случаев. Лед в небольшом ведерке давно растаял, и в стаканах у мужчин плескался неразбавленный янтарный напиток. Через окно до них долетал неровный гул тонкой вереницы пешеходов, спешивших домой после изматывающего рабочего дня, и редкие резкие звуки автомобильных гудков, неприятно резавшие слух.
- Майкрофт, в конце, настоятельно мне порекомендовал, - Джон скривился на этих словах, - не возвращаться в Англию и, тем более, в Лондон. Пару лет – как минимум. Сказал, что люди Мориарти ищут меня, то ли отомстить хотят, то ли просто убить. И дал мне, где-то в сумке лежит, папку с бумагами. Разрешение на ношение оружие, подтверждение моей хирургической лицензии и разрешение на медицинскую практику в Новой Зеландии. Ума не приложу, как ему удалось так быстро все это провернуть… Хотя, чему я удивляюсь? Мистер Британское правительство, чтоб его… - Джон поморщился и одним глотком осушил свой стакан.
Борис потушил сигару в черной пепельнице и откинулся на спинку кресла. Янтарная жидкость бликами играла на дне его стакана. Он не смотрел на друга – гипнотизировал взглядом стену напротив, сосредоточенно хмурясь.
- Знаешь, - через несколько минут начал он, - в его словах есть смысл. Судя по твоему рассказу, Мориарти был еще тем козлом, но козлом умным, так что с него станется оставить тучу распоряжений на случай своей смерти. Ставлю польскую конфедератку, раритет, между прочим, что среди них есть наказ и о том, что тебя, друг мой, нужно ликвидировать.
- Да уж, вполне в духе Мориарти, - усмехнулся Джон, наливая себе еще виски.
- В таком случае, может, тебе и вправду не стоит возвращаться в Лондон?
- Я не собираюсь прятаться, как кролик в норе, - отрезал Джон. – Если кто-то хочет меня убить, то пусть попробует. Найдет и спустит курок, глядя мне в лицо. Не факт, правда, что я не спущу курок первым. Но сбегать, таиться, скрываться и вилять, хорониться за чужими спинами я не буду. Никогда я этого не делал и сейчас не собираюсь, - твердо закончил он.
- Узнаю старину Джона, - хмыкнул Борис. – Не сомневался в твоей реакции.
В комнате воцарилась тишина. Но она была не такая, как в Лондоне, в его квартире. Здесь, в солнечной Новой Зеландии, на другом конце земного шара, все казалось другим. Теплое солнце, свежий бриз с моря, зеркальная гладь заливов с белыми штрихами роскошных яхт и яркая зелень парков – все было непривычным, но от этого только выигрывало. И тишина здесь была другая. Она не давила мертвым грузом на слух, не оглушала, не вызывала отчаянное желание разбавить ее музыкой или пустым разговором, нет. Здесь тишиной можно было наслаждаться, не боясь, что сойдешь с ума, что утонешь в ней, что вязкая топь безмолвия накроет с головой, лишит возможности вздохнуть и погубит.
- Не скучал ты в последние годы, - наконец, явно с трудом подбирая слова, произнес Борис. - Друга твоего мне жаль, правда, но тебя жалеть я не буду. Никому оно не надо. Могу сказать только, что безумно рад тебя видеть. И хорошо, что ты не стал засиживаться в Лондоне, молодец, что выбрался.
- Спасибо, - веско отозвался Джон, допивая виски. Он не ошибался, думая, что Борис его правильно поймет. – И я тоже очень рад, что прилетел.
- Ну так еще бы! – Борис тяжело поднялся с кресла и пошатнулся: выпитое дало о себе знать. – Так, друг мой, давай-ка спать. Что-то я перепил, кажется… В общем, где твоя спальня, ты знаешь. Завтра большой день!
- Не сомневаюсь в этом, - вздохнул Джон, так и не поняв, почему завтрашний день будет большим.
Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по спальням. Джону едва хватило сил, чтобы скинуть одежду и рухнуть на кровать. Лампа на тумбочке возле кровати освещала комнату неярким, ровным светом, с темного неба на него глядели любопытные колючие звезды, а на ветвях высокого дерева под не зашторенным окном заливалась ночной звонкой трелью какая-то птичка, и ей вторили цикады, песней увлекая в нерассказанные, диковинные сказки сновидений.
Солнце клонилось к закату. Последние теплые лучи золотили любовно возделанные поля, садики возле нор пестрели всеми цветами радуги под светом фонарей, а с другого конца огромной поляны, уставленной длинными столами, ломившимися от изобилия угощения, доносилась разухабистая песня. Праздник урожая был в самом разгаре. Несколько хоббитов пронесли мимо него тяжелый бочонок эля, а один из них, кажется, это был молодой Поско Брэндибак, тот еще шебутной проныра, едва не наступил ему на ногу.
- Хей, Бильбо, не зевай! – крикнул он ему, уже уйдя далеко вперед, и его слова едва не затерялись в общем веселом гуле.
Бильбо только помотал головой и отсалютовал ему полной кружкой, расплескав половину. На его беду, мимо него как раз проплывала – по-другому и не скажешь - Лобелия, щеголявшая сегодня в новом платье. Ну, и по всем законам подобных несчастий, весь пролитый эль попал на тщательно оберегаемую ею юбку, мгновенно образов на пышном подоле весьма себе живописное пятно. Кузина недостойно взвизгнула и отпрыгнула в сторону, налетев прямо на своего мужа, ворчливого Отто, который успел уже выпить едва ли не бочонок, сумев на время ускользнуть из-под строгого надзора любезной женушки. И оба они повалились на землю, под ноги визжащей от радости – еще бы, не каждый день почтенные хоббиты по земле валяются - ребятне.
- Бильбо Бэггинс! – Лобелия, подобрав бесчисленные нижние юбки, с трудом поднялась с утоптанной травы и теперь стояла напротив него, уперев руки в бока и сверля его гневным взглядом из-под растрепавшейся челки. – Как ты посмел?!
- Уважаемая кузина, - выдавил Бильбо, с трудом сдерживая смех. – Это чистая случайность! И мне очень жаль, - добавил он под веселыми взглядами небольшой толпы улыбающихся хоббитов, образовавшейся вокруг них.
- Нет, вы только посмотрите! – взвизгнула Лобелия, нелепо взмахнув руками. – Ему жаль!
- Очень жаль, - поддакнул Бильбо. Он подошел поближе и подал руку Отто, помогая тому подняться на ноги. Тот встал, недовольно ворча что-то о дурных головах Туков и их родственников, о невоспитанной молодежи и, почему-то, о троллях, на которых, по его, несомненно, авторитетному мнению был похож Бильбо.
Лобелию тут же окружили подруги-кумушки, первые сплетницы Шира, и увели куда-то, причитая об испорченном восхитительном платье и коря Бильбо на все лады, а Отто, увидев, что дражайшей женушки вокруг не наблюдается, мгновенно исчез из поля зрения Бильбо и обнаружился через несколько минут в компании бочонка эля. Праздник продолжался.
Столы, угощение на которых изрядно поредело, раздвинули, освобождая место для танцев. Под ярким навесом расположились сытые и довольные музыканты из Бакленда, оценившие крепость и качество знаменитого эля из «Зеленого Дракона». Расчехлив инструменты, они грянули веселую, простую мелодию, и несколько молодых хоббитов тотчас пустились в пляс. Дрого, кузен Бильбо, наконец-таки поднялся из-за стола и, церемонно пригласив на танец красавицу Примулу Брэндибак, присоединился к кругу танцующих. Бильбо подумалось, глядя на них, что вскоре весь Шир будет гулять на пышной свадьбе.
Самому Бильбо отстояться в стороне не дали. Дейзи Фортинбрак, дальняя родственница Туков, гостившая сейчас у них, была весьма упрямой хоббитянкой, некоторые даже говорили, что характером она вся пошла в старого Гордибака, а уж он-то мог в своем упорстве посоревноваться с любым из гномов, славившихся твердолобостью, и никогда не отступала от поставленных целей. А сейчас цель у нее была простая и понятная многим молодым девушкам: женить почтенного Бильбо Бэггинса на себе. Женихом он был завидным, уважаемым, не бедным, нора у него была прекрасная, да и на лицо пригож. В общем, хорошая партия. Вот и не стала Дейзи тратить время понапрасну. Сверкнув яркой улыбкой, утянула его в центр и, заливаясь веселым смехом, похожим на перезвон колокольчиков, закружила в танце.
Веселая музыка завертелась вокруг, лаская нотами, унося беспокойства и тяжелые мысли вдаль, в голову ударил эль, смех и радостные возгласы бодрили, и Бильбо сам радостно засмеялся, подхватывая старую песенку о хоббите, который слишком много ворчал, но до дрожи боялся соседского козла, так и норовившего боднуть его.
Джона разбудил бесцеремонный солнечный луч, пробившийся сквозь густую крону дерева и нагло заглянувший в окно, задумавший непременно разбудить спящего человека. Голова не болела, но внутри будто заливались стройным хором колокола огромного собора, оповещая мирное население о радостных событиях.
Джон зажмурился и перевернулся, уткнувшись лицом в подушку. Без сомнений, он вчера слишком много выпил. Ну а чем еще, как не алкоголем, объяснить такой сон? И тем более то, что Дейзи была до странности похожа на ту самую Минди, а, может быть, и Милли, которая учила его когда-то играть в гольф. Или то, что этот Бильбо, глазами которого Джон и наблюдал этот потрясающий праздник, был так похож на него самого, пусть и с кудрявыми волосами и странными ногами. А праздник, несомненно, был потрясающим. И очень веселым. Настоящее народное гуляние, не иначе. Столы ломились от еды, эль лился рекой, и не было там ни тревог, ни забот. Забавный маленький народец, очевидно созданный его, Джона, подсознанием, явно жил в мире и не знал настоящего зла, войн, крови и несправедливых смертей.
Подавив жгучее желание и дальше предаваться размышлениям о глупых снах, Джон со стоном поднялся с кровати и вышел из комнаты, намереваясь немедленно оккупировать душ. Из-за двери, ведущей в спальню Бориса, раздавался заливистый храп, и Джон невольно позавидовал ему.
Горячая вода медленно, но верно возвращала к жизни. Колокольный звон постепенно стихал, уступая место связным мыслям, затекшие мышцы расслаблялись, и, почему-то, хотелось улыбнуться. То ли от доброго сна, то ли от того, что впервые за два месяца его разбудил не надоевший писк будильника или багряный кошмар, а солнечный луч. Ставшая уже привычной тоска по погибшему другу, злость на него, злость на себя никуда не исчезли, не растворились в свежем бризе с заливов или в ласковом тепле весеннего новозеландского солнца – хотя малодушно он именно на это и надеялся, - но будто чуть притупились, самую малость, ровно настолько, чтобы снова можно было радоваться мелочам. Или улыбаться по утрам.
В квартире кто-то был. Кто-то помимо него и Бориса, который, судя по почти мелодичному храпу, все еще спал и видел десятый сон. Джон почувствовал, услышал это сразу же, как только вышел из душа, выпустив в коридор клубы горячего пара. Солдатские инстинкты, привычка постоянно быть начеку, только укрепившаяся во время проживания с Шерлоком в одной квартире, и чуткий слух не обманывали его. С кухни доносился тихий звук шагов и мягкая джазовая мелодия. Подумав, что мифические, или не очень, убийцы, о которых его предупреждал Майкрофт, не стали бы включать радио и ставить чайник, бодрый свист которого был слышен отсюда, Джон успокоился и вошел в приоткрытую дверь.
На кухне действительно был незнакомый Джону полный мужчина с холеными руками. Он не заметил стоявшего в дверях гостя и продолжал ловко нарезать хлеб, тихонько подпевая Элле Фицджеральд.
- Доброе утро, - прочистив горло, выговорил Джон.
- О, здравствуйте! – мужчина резко развернулся. Широкая улыбка расплылась по круглому лицу, в уголках глаз собрались веселые морщинки, а нос забавно сморщился. Он положил нож, сверкнувший металлическим бликом в ярком солнечном свете, лившемся из окна, и протянул Джону руку: - Роберт Гроусер, но, пожалуйста, просто Боб. Я кузен Бориса.
- Джон Ватсон. Борис говорил, что у него здесь живет кузен.
- Да-да, это я, - еще шире улыбнулся Боб. – Я знал, что вы, мистер Ватсон…
- О нет, просто Джон, - перебил доктор, оглядывая уже накрытый стол, буквально ломившийся от тарелок, наполненных явно свежими пирожками и эклерами.
- Садитесь, - скомандовал Боб, указывая на стул, - сейчас будем завтракать. Так вот. Я знал, что вы должны были вчера прилететь. И догадывался, что Борис даже не догадается ничего купить на завтрак, и прав был! Ничего ему поручить нельзя, - сокрушенно покачал он головой, разбивая яйца на аппетитно скворчащий бекон. – И приехал с утра. А то видел я, как он вас встретил. Бутылкой виски! Другого я от него и не ожидал. Но ничего…
- Давайте я помогу… - смущенный таким радушным приемом Джон потянулся было к кофейнику, но тут же получил деревянной лопаточкой по рукам.
- Ну уж нет, вы же гость! – возмутился Боб. – Я сам. С огромным удовольствием. Люблю готовить, - доверительно сообщил он. – Я ведь, знаете ли, шоколатье. То есть, по образованию-то я кондитер, но всегда занимался шоколадом. Люблю шоколад. Впрочем, по мне заметно, - он рассмеялся и похлопал себя по объемистому животу. – Но в последнее время совсем нет времени по цеху прогуляться да самому что-нибудь приготовить. Сплошные бумажки да собрания.
- У вас своя шоколадная фабрика? – уточнил Джон, вспомнив первое письмо Бориса.
- Да, - вздохнул Боб. – Акционеры когда-нибудь меня погубят, помяните мое слово! – он угрожающе помахал лопаточкой, грозя невидимым акционерам, и повернулся к плите. – Кстати, надеюсь, вы посетите мою фабрику. Я тут привез шоколада, конечно, - Боб кивнул на бумажный пакет, прислоненный к стене, из которого виднелись яркие обертки плиток. – Лучший в Новой Зеландии!
- С огромным удовольствием посмотрю на вашу фабрику. Никогда еще не бывал на таких, - улыбнулся Джон.
- Замечательно! Ставлю всю коллекцию Бориса и мой диплом, что такого вы еще не пробовали, - подмигнул Боб и начал раскладывать яичницу по тарелкам.
- Не надо никуда ставить мою коллекцию, - недовольно проворчал Борис, зайдя на кухню. Оглядев комнату, он довольно хмыкнул при виде накрытого стола и задумчиво поскреб отросшую щетину. – Боб, какими судьбами?
- Хех, он еще спрашивает! – искренне удивился Боб, гремя посудой. – Вот знал же я о том, что ты гостя будешь встречать бутылкой. Вот не ошибся же. А в холодильнике у тебя – шаром покати, мышь повесилась! Вот и привез тут кое-чего…
- Половину супермаркета? – усмехнулся Борис, отставив пустой стакан из-под воды.
- И вовсе не половину….
Джон с улыбкой слушал ленивую, добродушную перепалку братьев, потягивая кофе. Солнце освещало светлую кухню, за окном медленно просыпался город, первые пешеходы уже заполняли тротуары, по парковым дорожкам бодро бежали те, у кого хватало воли на утренние пробежки, а кофе и компания были замечательными. Впервые за долгое время, Джону было спокойно.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Вот скажите, что делают нормальные люди в шесть утра? Правильно, просыпаются. Делают зарядку, завтракают, целуют мужа/жену/кота/аквариумную рыбку и собираются по делам. Не утро, а идиллия из рекламы. Я тоже так хочу. Потому что я вот, например, не нормальный человек. В шесть утра я еще не ложилась. И я не делаю зарядку, не жарю яичницу и не варю кофе. Я пытаюсь привести в порядок мысли. Потому что кто-то, то бишь, я, вместо того, чтобы спать себе спокойно - всю ночь, всю чертову ночь, изучал структуру британской армии, ее вооружение, выбирал подразделение, внимательнейшим образом читал о подготовке в SAS, о псах войны и ужасался. Если коротко и по существу, прорабатывал биографию полковнику Морану. Мой мозг взорван. Я думала, сложно было написать горную засаду и короткий бой для Джона. Фигня! Вот прописать целую военную биографию, опираясь на информацию о реальной армии, о реальной подготовке, оружии и операциях, тоже реальных - вот это ад. У меня голова кругом от количества информации, которую я в себя запихала. Пойду я поем, пожалуй. Лучший выход из любой ситуации. Бильбо Бэггинс одобрил бы, однозначно.
А пока - вот. Ричард в военной форме. Он меня вдохновляет и придает сил! Ради него - я напишу огромные главы про Морана. Вот так.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Знаете, почитала я тут фики на досуге. По Шерлоку. И пришла в ужас. Серьезно, ужаснулась. Много в некоторых работах есть причин падать от ужаса, но я хочу рассказать только об одной. Пока. Джон Ватсон. Друзья мои, почему же вы так его не любите? Нет, я все понимаю, Шерлок красивый, Мориарти - вообще эталон, чтоб его, но это же не повод ТАК поганить характер одного из главных персонажей! Почему Джона так часто изображают рохлей, не способной принимать решения? Почему он постоянно везде сомневается? И бегает за всеми, как собачка? И почему так часто пытается свести счеты с жизнью после смерти Шерлока?! Ну это же жуткий ООС. Просто, чтобы было понятно: этот человек прошел войну. Не дай на Бог нам узнать, что это такое, конечно. Никто из нас в Афганистане или в Ираке не был, под пулями не ходил, искалеченный домой не возвращался, понимаю. Мы все пишем о том, что сами не проходили. Но мозг-то нам на что? Логика? Книги? Написано же много потрясающих произведений о войне, о том, что она с людьми делает. Не будем далеко ходите, вспомним классику. Помните, как изменила война и плен Пьера Безухова? Из одурманенного максималистскими идеями, поддающемуся внушению рохли он превратился во взрослого человека, способного нести ответственность за свои поступки и принимать серьезные решения. Это один из самых ярких примеров. Я не буду приводить здесь еще с десяток, не мне это делать и не мне остальных учить. Но все-таки... Доктор Джон Ватсон прошел Афганистан. Он видел, как умирают люди, он убивал людей. Вспомните, он хладнокровно застрелил таксиста в первой серии. Он терпелив. Война наложила на него отпечаток. Он может резко осадить собеседника и не будет лицемерить. Он очень сильный человек, неординарный, другой бы не заинтересовал Шерлока. Неужели вы всерьез полагаете, что такой человек будет пытаться покончить жизнь самоубийством из-за того, что погиб его друг? Не верю. Совсем не верю. И дедушка Станиславский, я уверена, со мной согласился бы здесь. Я сама о нем пишу. Перед тем, как писать военный эпизод в фике, я прочитала довольно много литературы на эту тему. И, в ее числе, были короткие статьи-мемуары, вернувшихся с войн. Поверьте, не такие это люди, чтобы в висок себе стрелять. Когда ты получаешь ранение, когда видишь вокруг себя багряную смерть, припорошенную горячим песком, ты будешь цепляться за жизнь, зубами и когтями. И не расстанешься с нею так просто. В общем, это даже не характер-пост. Какой-то недовольный крик души получился.
Я вам сейчас покажу Джона таким, каким я его вижу. И никакого ката. Любуйтесь!
Видела где-то игру, где нужно выбрать цитату из своего произведения, которая полностью охарактеризует персонажа. Вот мой выбор для Джона Ватсона. (Фраза из новой главы, которая, кстати, усиленно пишется)
- Я не собираюсь прятаться, как кролик в норе, - отрезал Джон. – Если кто-то хочет меня убить, то пусть попробует. Найдет и спустит курок, смотря мне в лицо. Не факт, правда, что я не спущу курок первым.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Флента пестрит видео про Бильбо. Веселенькое такое, и Бильбо там крут неимоверно. Практически BAMF!Бильбо. А я вот люблю BAMF!Бильбо. Очень люблю. Такой, чтоб прям вообще. Кхм, ну да, я очень понятно изъясняюсь. В общем, чтоб сильный, чтоб без колебаний варгам и оркам горлышки перерезал, как хлеб по утрам, чтоб пауков крошил в салат, чтоб мечом размахивал не хуже Торина. Или был вором, настоящим. Обчистит карманы в секунду. Или аферистом каким-нибудь... В общем, чтоб был крут, как Эребор. Вот. Да, знаю, это все ООС. Но, по мне так, намного меньшее ООС, чем когда он плачущая, краснеющая рохля. А все это я к тому, что фиков хочу на эту тему. Хоть на английском, хоть на русском, хоть АУ, хоть канон - без разницы. Джен, слэш - опять же все равно. Посоветуйте, люди добрые, а? А я вот вам пока вывешу самые эпичные моськи любимого хоббита.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Вот знаете, сижу я тут себе спокойно, изучаю карту Веллингтона и местные гольф-клубы, в общем, главу пишу, и пришла мне в голову такая мысля. О пейринге. Вообще ни к селу ни к городу, но тем не менее. А почему никто ничего не пишет по Бард Лучник/Бильбо Бэггинс?! То есть как это - нет такого пейринга? Значит, будет. Пишут же о драконе и хоббите, о Трандуиле и Торине, даже видела заявку Трандуил/Бильбо, и ничего, никто не удивляется. А тут человек и хоббит. И вон как вежливо Бард с Бильбо говорил в том видео с показа, где гномы и бочки еще на лодочке. Что? Обоснуй? Сейчас все придумаем. Хмм... Например, так. Злющий Торин выгоняет Бильбо после его афер с Аркенстоном, и наш любимый хоббит отсиживается в лагере людей. А там Бард. Весь из себя довольно вежливый, да и симпатишный. И дракона убил - а это вам не хухры-мухры, дааа.... И вообще, герой. И не орет, предателем не обзывает, не смотрит исподлобья да брови не хмурит. В общем, обстановка хоть и не очень располагает, но все же может быть... И, на заднем фоне, ревнующий, доводящий себя до белого каления, Торин. Мол, сам, своими руками, Бильбо к этому лучнику спустил. И ФилиКили дуются за то, что Бильбо выгнал. В общем, блеск. Хочу такой вот фанфик. Ух, как хочу! Или вот еще один вариант развития событий. Торин пал в Битве (оооо, нет, я не переживу третий фильм, я помру прямо в кинотеатре) и Бильбо надо бы как-то домой бы добираться. А Гендальф взял да и смылся по своим делам. И Бард ему, мол, никогда еще не был в Шире, хочу посмотреть. Провожу, мол, тебя, через Рохан поедем, торговлю заодно налажу. Кайф же! Ну блин. Ну красивый же пейринг. Ну и что, что дикий. Хочу. Вот.
И чуть-чуть Эванса. Для поднятия жизненного тонуса.
Это из фотосессии О'Гормана. Кажется, она называлась "Афганистан".
Так, в общем, хочу фанфиков по этой теме. Вот прям очень хочу. И да. Я ни разу ни упорот. Ни разочка практически. Дааа, так мне кто-то и поверил, ага.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Вот оно. Мартин в черном. Мартин Фриман в черном!!! ОДА!
Я не могу сказать ничегошеньки вразумительного. Я кончилась как личность и началась как бездыханное тело в обмороке где-то под столом. Мартин. В черном. С пистолетом. И нахальной ухмылкой. Нет, все, меня больше нет
Бонус. Для тех, кто еще не под столом. читать дальше
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Нет, ну вы только посмотрите на это!
Да нафига ему мечи всякие, луки, ножи, топоры... Половник и живот - самое страшное оружие! Всех победит! Вон как гоблиненку досталось. И поделом. И вообще, чтоб сшибить врага пузом - это ж какая практика нужна! Сколько умения, такта, обаяния и шарма... кхм... Не в ту степь. Да и ладно. Бомбур крут. Вперед, Бомбур!!!
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Из всем известного видео с показа.
Уруру. Вы только посмотрите, как вскинулся Торин. Мол, чего это какой-то проходимец - да еще и человек! - к моему, моему! хоббиту пристает?! Вопросики задает, интересуется... Вежливый такой. Ух, увести задумал! Ну точно увести задумал. Сейчас убьем. И Двалин так понятливо кивает рядом, мол, ну что это такое, всякие левые персы на королевского хоббита покушаются.... Вон он какой хмурый тут, этот Двалин. Точно думает, как бы половчее этого выскочку - человека за борт скинуть. А Торин - то как вскинулся! И пришел Барду Лучнику бесславный конец... А нечего было хоббитом интересоваться. Вот так-то!
Кхм... Я так, нет, я ни разу не упорот. Ни разочка!
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Кто опять не спал всю ночь? Кто опять будет дохлым к вечеру? Кто сдохнет через неделю вот такого вот дикого режима - четыре часа сна на два дня? Правильно же, я. Ну полный аут А я еще я думала, что остался пирог. Я никогда еще так не ошибался. Бессмысленный пост. Поэтому всем Дина. И пирога. Точнее, Дина без пирога. Драма века.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
У меня какое-то странное настроение. Хочется обнять весь мир. А потом кого-нибудь убить. А потом снова всех любить. В общем, фиг меня разберет. Думаю, это от недостатка сладкого в организме. Пойду найду себе шоколадку. Или ириски. Да, ирисок хочу. И подумаю еще раз вот над этим.
"I found it is the small things. Everyday deeds of ordinary folk that keeps the darkness at bay. Simple acts of kindness and love." Гендальф все-таки самый - самый лучший. И самый мудрый. И мне чертовски нравятся вот эти моменты, добрые. Ай, все, не могу, пошла искать ириски.
Уилфред Фромпет так бы никогда не поступил. По крайней мере, ни один из Уилфредов, с которыми я знаком.
Я уже постила арты с fem!Бильбо, но не могу остановиться. Люблю я это дело. А тут как раз тумблер несколько новеньких подкинул. В общем, вот. Fem!Бильбо - раздача вторая. Кат? Нет, не слышал. Не люблю я кат.
Одна из самых верибельных. И косичка))
Несмотря на ноги, тоже очень милая хоббитянка.
Это иллюстрация к какому-то очаровательному фанфику на английском. Кто вспомнит название и подскажет мне, страдающей амнезией, - расцелую.
Внезапно - не очень кудрявая. Но красиво. И с веснушками.